— И кто же это был?

— Главный министр Дертоль, — сказал Грапар. — Полагаю, вы должны его знать… Было это около четырёх лет назад, и с тех пор не случалось и дня, когда бы я не думал о том, как освободить Арлейну… Если бы мне удалось… О, если бы мне удалось! Всё было бы по-другому… Честно вам скажу, я бы плюнул на Сопротивление — я и так слишком много для них сделал — и просто увёз бы её куда-нибудь, где никто бы нас не нашёл…

Потрясённая Элья покачала головой — и сказала фразу, которой суждено было навсегда перечеркнуть её жизнь:

— Ах, если бы я могла вам чем-нибудь помочь!..

***

Ей ничего особенного не нужно было делать. Просто открыть дверь чёрного хода и позаботиться о том, чтобы никого не было рядом.

— Я очень не хочу, чтобы кто-то пострадал, — заверял Элью Грапар.

Ей ничего не нужно было взламывать: Грапар обещал всё сделать сам. Он говорил Элье, что только сходит на разведку — в конце концов, это было лишь предположение, что нужное зеркало находится в личном кабинете главного министра. Да и что обычный городской житель, такой, как Грапар, может сделать против чар самого могущественного мага страны?..

— Но попытаться стоит, — говорил он. — Я должен испробовать всё…

Элья волновалась и ждала этой встречи. От неприятного ощущения, какое-то время тревожившего её сердце после утреннего разговора, не осталось и следа. Восторг иной раз мешал дышать — одно осознание, что она, вероятно, поможет двум любящим сердцам воссоединиться, наполняло её таким счастьем, словно это она, она должна была встретить сегодня того единственного, кто был ей предназначен самой судьбой. И, несмотря на то, что история любви — творившаяся здесь, сейчас! — никакого отношения к танцовщице не имела, Элья не была бы Эльей, если бы не надела в тот вечер один из своих самых лучших нарядов: струящееся платье цвета огненной лилии, жёлтый пояс, невесомая накидка и, в довершение образа — яркий цветок в тщательно уложенных светлых волосах.

В назначенный час она спустилась к чёрному ходу. Дело было к полуночи, и в «служебной» половине дворца, все давно уже спали. Элья осторожно приоткрыла дверь чёрного хода и вслушалась в свежую ночную тишь, изредка нарушаемую шорохом колёс на монорельсе да окриками кучеров. Отсюда не было видно ночной Аасты, но Элья прекрасно представляла, какой он сейчас, блистательный город: весь в ожерельях из бледных газовых фонарей, с редкими золотыми брошками окон на тёмных фраках уснувших домов, и в каждом этом золотом квадратике — либо музыка и танцы, либо любовь, либо хорошее вино, а может, всё это вместе, все прелести головокружительной столичной жизни, слившиеся воедино в салоне какой-нибудь богатой дамы…

Какой-то мужчина вдруг вскрикнул в ночи, совсем рядом. Элья нахмурилась, напрягая зрение. Грапар говорил, что подкупит бродяжку, чтобы отвлечь стражников — но если бы стражники услышали этот вскрик, то никакой бродяжка не помешал бы им кинуться на звук, чтобы посмотреть, что случилось… О том, что крик мог издать кто-то из самих стражников, Элье даже в голову не пришло.

Из темноты вынырнула фигура, и свет, льющийся из приоткрытой двери, упал на чьё-то лицо, низ которого был скрыт тёмным платком. Элья с удивлением посмотрела в незнакомые зелёные глаза. Это был не Грапар.

— Ты — танцовщица Элья? — негромко спросил ночной гость.

— Да… — Элья неуверенно кивнула.

— Рядом с тобой кто-то есть?

— Нет, все спят. А вы от Грапара?

— Да, я от Грапара, — ответил мужчина.

И вдруг коротким, выверенным движением ударил Элью по голове.

***

— Эй, Элья!

Сначала пришла головная боль. Потом — ощущение собственного тела: непослушного, будто чужого; и, наконец, вернулось зрение.

— Давай, поднимайся. Грапар приказал тебя увести, здесь становится жарковато.

Жерра. Коричневое пальто, высокие сапоги, жёсткие, не по-женски сильные руки.

— Отстань… — вяло отозвалась Элья. — Я не хочу…

— Вот идиотка! Ты представляешь, что с тобой сделают, когда поймут, кто впустил чужаков? На дворце лежат очень хорошие заклятия, никто из чужих никогда бы сюда не проник просто так… — Жерра буквально потащила спотыкающуюся Элью во двор, поддерживая её за локоть и не позволяя упасть. — Нужно искреннее желание кого-то «своего», причём бескорыстное… И это если не считать стражи и дворцовых магов… Впрочем, о них наши ребята позаботились.

Элья, как из прошлой жизни, вспомнила, что им строго-настрого запрещали приводить во дворец посторонних, даже на служебную половину. Только с письменного позволения мастера дворцового правопорядка.

— Я не хотела…

— Угу. Это ты потом в застенках объяснять будешь, если не возьмёшь себя в руки и не выберешься.

Всё то время, пока Элья шла по двору, еле переставляя ноги, пока проходила задние ворота, у которых едва не споткнулась в очередной раз, она пыталась осознать случившееся и поверить, что всё это происходит на самом деле. Казалось, сейчас появится кто-то из её знакомых — друзья из труппы, стражники, а то и сам главный министр — и скажет, мол, разворачивайся, ступай обратно, произошла путаница. И она окажется в их с Ралеттой маленькой комнате, на мягкой постели, и кто-то будет суетиться рядом, а вечно сердитый доктор, усатый Асмаль, станет давать короткие распоряжения: «Компресс! Микстуру! Откройте окно!». Доктор будет хмурить кустистые брови, глядя на Элью, и сопеть, и теребить пышный ус… А потом она поправится, и всё пойдёт своим чередом.