Её родители тоже ведь погибли недалеко отсюда. Только девушка предпочитала не вспоминать об этом и вообще старалась не приближаться к месту обрушения Лебединого Моста. Хотя судьбу, конечно, не обманешь — бабушка в своё время ясно дала понять, что если принадлежишь к Клану Альбатроса, то твои корни всё равно тебя найдут. Как бы Элья ни старалась избегать места гибели отца и матери, оно всё равно притягивало её, и она попадала туда, так или иначе.

— А… а как он погиб? — пролепетала Элья.

— При крушении Лебединого Моста. Это здесь, совсем близко… Не хотите пройтись вместе со мной?

Элья словно онемела. Она вовсе не хотела туда идти, но вместо того, чтобы хотя бы помотать головой, опёрлась на предложенную руку и зашагала вместе с Грапаром к страшному месту.

Элья почти не помнила ни отца, ни мать. Их образы иной раз проходили по краю её памяти, но то были расплывчатые силуэты, бесформенные цветовые пятна без лиц, и не более того. Правда, при этом Элье почему-то очень подробно воображался сам Лебединый Мост, будто ей доводилось видеть его на самом деле, а не только на картинках. Ей даже казалось, что она различает в собственных воспоминаниях сколы на каменных крыльях лебедей, касается шершавого камня, наблюдает над собою величие одной из изогнутых мраморных шей. Иногда Элье даже чудилось, будто она помнит, какая тяжесть одолевала ноги при восхождении к центру крутой белой спины моста, и как солнце этого никогда не существовавшего дня припекало её белобрысую макушку…

А может, всё это действительно было. Может, она когда-то и гуляла с родителями по тому мосту. Но разве человек может с такой точностью помнить то, что происходило с ним в два-три года?..

От моста не осталось даже камешка. Сейчас о трагедии напоминал лишь маленький бронзовый лебедь, сидящий со склонённой головой на гранитном постаменте, таком невысоком, что когда летом берега Шемы кутались в заросли осоки, крапивы и лопухов, то он почти полностью скрывался в зелёном мареве — видно было только один памятник. Сейчас же можно было хорошо разглядеть и постамент, и лебедя, однако на размякшей от весенних дождей земле с редкой зелёной порослью эта конструкция смотрелась довольно уныло.

Элья с Грапаром подошли так близко, что могли бы прочесть краткую надпись на постаменте: «Однажды мы взлетим». Однако им как раз можно было не читать: оба знали, что здесь написано.

— Мои родители тоже тут погибли… — едва слышно произнесла Элья.

Грапар резко обернулся к ней и почти отшатнулся. Целое мгновенье на его лице было написано самое настоящее отвращение, и Элья испугалась.

Потом он вздохнул и, опустив голову, замер.

— Что?!

Мужчина покачал головой, губы его изогнулись в горькой усмешке.

— Как всё-таки забавно порой поворачивается судьба… Родители сражались за свободу страны, а их дочь танцует для тех, кто лишил страну свободы. Верно говорят, что Чёрный Странник выбирает нам дороги уже при нашей жизни, и мы можем наблюдать его своеобразное чувство юмора…

— Да что вы такое несёте?!

Грапар задумчиво, с сомнением посмотрел на неё. Лицо его немного смягчилось, но Элья чувствовала, что между ними в это мгновение пролегло что-то такое, что отдалило их друг от друга. Неотвратимо, невозможно…

— Вам, конечно, неизвестна подоплёка того дня, верно?

Элья облизнула внезапно пересохшие губы.

— Какая… подоплёка?

— Да неважно… — Грапар качнул головой. — Было, уплыло, быльём поросло… знаете такую присказку?

— Какая подоплёка, господин Грапар?

Она почувствовала его неуверенность, слабину. Надо было надавить сейчас — иначе потом шанса может и не представиться. Грапар явно не тот человек, на которого так просто давить. А он знает что-то важное, что и Элья обязательно должна узнать — хоть это и очень страшно.

Грапар молчал. Смотрел на неё — пристально, не моргая. Даже тень от шляпы не смягчала его взгляда, и Элье было очень не по себе. Но она умела собирать в кулак волю, и с честью выдержала игру в гляделки, хотя куда легче было бы станцевать сольный танец перед королевской семьёй.

Грапар проиграл.

— Тот день… — он вздохнул. — По-хорошему, конечно, это всё не я должен вам рассказывать. У меня своя миссия, я давно отошёл от дел, я…

— От каких дел?

Она нервничала всё больше. Презрительный взгляд, которым он недавно ожёг её, глубоко задел девушку, и Элья знала, что не должна допустить, чтобы этот взгляд повторился. А для этого ей нужно было понять, что происходит.

— Да неважно… — Грапар отвернулся и стал смотреть на воду. С этого момента говорить ему стало явно легче. — В общем, Элья, семнадцать лет назад всё было по-другому. Оставалось довольно много людей, считавших, что прежнюю Шемею можно возродить. Эрест ещё не так прочно сидел на троне, наша страна ещё не лишилась своего облика и даже своей столицы; можно было свергнуть узурпатора и вернуть всё на круги своя. Были люди, которые в это верили. Среди них — мои родители. И, как я понимаю, ваши тоже…