Он поспешил с визитом к Джорджу Уотермену; затем он посетил Дэвида Уиггина, брата своей жены, который был преуспевающим дельцом; богатого торговца мануфактурой Джозефа Циммермана, который вел с ним дела в прошлом; судью Китчена, обладавшего немалым состоянием; казначея штата Фредерика Ван Ностранда, интересовавшегося акциями трамвайных линий, и ряд других людей. Из тех, к кому он обратился за поддержкой, один был фактически не в состоянии что-то сделать для него, другой откровенно боялся, третий рассчитывал заключить выгодную сделку на жестких условиях, а четвертый был слишком осторожным и хотел иметь больше времени на размышление. Судья Китчен согласился одолжить ему мизерную сумму в тридцать тысяч долларов. Джозеф Циммерман мог рискнуть лишь двадцатью пятью тысячами долларов. Каупервуд видел, что он может выручить семьдесят пять тысяч долларов, вдвое увеличив количество заложенных акций, но и это было смехотворно мало. Повторный расчет показывал, что он должен иметь как минимум на двести пятьдесят тысяч долларов больше, чем все его нынешнее состояние, иначе ему придется закрыть дело. Завтра в два часа он узнает, удалось ли ему это сделать. Если нет, то в бухгалтерских книгах Филадельфии он будет числиться банкротом.

Славная кончина для того, чьи надежды еще недавно парили так высоко! Был заем на сто тысяч долларов, полученный от Джирардского Национального банка, который ему особенно хотелось погасить. Этот банк был самым важным в городе, и если он сохранит добрые отношения с владельцами, вовремя удовлетворив их требование, то в будущем может рассчитывать на их поддержку независимо от того, что произойдет. Однако в настоящий момент он не представлял, как можно это сделать. Поразмыслив, он решил передать свои акции судье Китчену, Циммерману и другим, на что они согласились, и взять у них чеки или наличные уже сегодня вечером. Потом он убедит Стинера выписать ему чек на шестьдесят тысяч долларов под залог ценных бумаг городского займа на такую же сумму, которую он приобрел утром на бирже. Из нее он выделит двадцать пять тысяч долларов, чтобы подвести баланс в расчетах с банком, и у него останется еще тридцать пять тысяч.

В этом плане, который он построил под давлением сложных финансовых обстоятельств, существовало лишь одно слабое звено, связанное с сертификатами городского займа. После утренней покупки Каупервуд не поместил их в амортизационный фонд, где они должны были находиться (их принесли ему в контору в половине второго дня), а наоборот, сразу же заложил их для погашения другого займа. Это был рискованный ход с учетом того, что он находился под угрозой банкротства и не был совершенно уверен, что сможет вовремя забрать их.

Однако, рассудил Каупервуд, он имел предварительную договоренность со Стинером (разумеется, незаконную), согласно которой такая сделка была вполне возможной даже в случае его банкротства, поскольку его расчеты с казначейством следовало привести в порядок лишь в конце месяца. Если он обанкротится и сертификатов не окажется на депозите в амортизационном фонде, он сможет, почти не покривив душой, заявить о том, что имел привычку медлить до окончания срока и попросту забыл об этих бумагах. Таким образом, получение чека за несданные сертификаты было технически осуществимо, если не вспоминать о законе и морали. Городская казна оскудеет еще лишь на шестьдесят тысяч долларов, так что недостача в общей сложности составит пятьсот шестьдесят тысяч. В свете весьма вероятной потери полумиллиона долларов это не имело особого значения. Но в данном случае осторожность Каупервуда столкнулась с необходимостью получить деньги немедленно, и он решил, что не будет требовать чек до тех пор, пока Стинер окончательно не откажет ему в дополнительной ссуде на триста тысяч долларов. Скорее всего, Стинер и не подумает спросить, находятся ли сертификаты в амортизационном фонде. Если спросит, то придется солгать, только и всего.

Каупервуд быстро вернулся в контору, где, как он и ожидал, лежало уведомление от Батлера. Он выписал чек на сто тысяч долларов, размещенные на кредитном счете его любящим отцом, и отослал в контору Батлера. Было и еще одно уведомление от Альберта Стайерса, секретаря Стинера, который рекомендовал ему больше не продавать и не покупать сертификаты городского займа, пока не появятся дальнейшие распоряжения по поводу возможности таких сделок. Каупервуд сразу же понял, от кого на самом деле исходило это предупреждение. Стинера вызвали к Батлеру и Молинауэру, где его предостерегли и запугали. Он снова уселся в коляску и поехал в офис городского казначея.

После визита Каупервуда Стинер снова имел беседу с Сенгстэком, Стробиком и другими, каждый постарался вселить в его сердце надлежащий страх перед финансовыми операциями. Результат не предвещал ничего хорошего для Каупервуда.

Сам Стробик тоже был сильно встревожен. Они с Уайкрофтом и Хэрмоном тоже пользовались деньгами из городской казны, разумеется, они брали гораздо более скромные суммы, ибо не обладали финансовым размахом Каупервуда, и теперь их заботило, как вернуть свои долги до того, как грянет буря. Если Каупервуд разорится и на счетах Стинера образуется крупная недостача, то весь городской бюджет подвергнется проверке и их займы тоже выплывут на свет. Если они вернут долги перед казначейством, то их, по крайней мере, не обвинят в должностном преступлении.

– Отправляйтесь к Молинауэру, – посоветовал Стробик Стинеру вскоре после того, как тот встретился с Каупервудом. – Расскажите ему обо всем. Он посадил вас на эту должность. Он продвинул вашу кандидатуру. Объясните ему, как обстоят ваши дела, и спросите, что нужно сделать. Возможно, он подскажет вам. Предложите ему ваши активы; вам так или иначе придется это сделать. Сами вы не сможете выкарабкаться. Как бы вы ни поступили, не давайте Каупервуду ни одного проклятого доллара. Он затянул вас так глубоко, что теперь у вас мало надежды на спасение. Спросите Молинауэра, не поможет ли он заставить Каупервуда вернуть деньги в казну. Он может надавить на этого парня.

Разговор еще некоторое время продолжался в том же духе, а потом Стинер со всех ног поспешил в контору Молинауэра. Он был так испуган, что едва дышал, и был готов упасть на колени перед надменным американским немцем, крупным финансистом и политиком. О, если бы мистер Молинауэр помог ему! Если бы его вытащили из этой передряги, чтобы он не попал в тюрьму!

– Боже мой, боже мой, боже мой, – снова и снова повторял он на ходу. – Что мне делать?

Позиция Генри Э. Молинауэра, финансового и политического воротилы, прошедшего суровую школу жизни, была именно такой, какую следует ожидать от подобных людей в сложных, рискованных обстоятельствах.