Стало так скверно, что я забился в кладовку-комнатку и затворил за собой дверь. Я спрятался в темноте, как дети прячутся от неё. Оказалось, что я не свободен.

Я убежал от гнёта, но не пришёл к воле, двинулся нечестным путём. Мир ничего не изменил, потому что я остался прежним. Горечь жгла нутро, я невольно начал хватать воздух ртом, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Знак чужой власти, казалось, сильнее сдавил шею. Я не знал, что мне делать с собой дальше.

Дело на удивление пошло. Гратис вернулся с ворохом реквизита, вытащил из уютного убежища моё рефлексирующее ничтожество и заставил работать. Привычка подчиняться меня спасала. Я делал всё, что мне велел фотограф и выслушивал новые дифирамбы моей управляемости и пластике. Наверное, не стоило обижаться на Аелию, раз его дрессировка шла на пользу, но будь у меня чуть больше не занятого времени, я ощущал бы себя подавленным.

Когда Гратис отпустил меня и занялся обработкой полученных фото, я ушёл в свой закуток и заснул. Почему-то моего нового друга совершенно перестало беспокоить, что я сплю на голом полу. Собственники все что ли такие? К счастью и про еду не спрашивал, как видно предположил, что я бегаю к холодильнику за перекусом, как поступал он сам.

Ночью я ускользнул, чтобы поесть и раздобыть ещё денег. Питаться теперь следовало регулярно, чтобы на снимках у меня был здоровый сытый вид. Я бродил по улицам, присматриваясь к своей новой жизни и мучился чувством вины.

Вроде всё складывается хорошо, я бы и так не пропал, а тут ещё работа подвернулась, вполне смог бы построить судьбу и забыть неуютное прошлое. Вот только остались в нём неоплаченные долги, и с этим как разобраться? Я уже не мог уверенно судить, насколько виноват в том, что охотник попал в сферу интересов ящерки, но я назвался его опекуном и другом, я не имел права бросать там, где он находился.

От мысли, что сделает со мной Аелия, когда я вернусь, холодело нутро, но остаться здесь и наслаждаться благополучием значило вечно винить себя в печальной судьбе симпатичного мне человека. Ещё недавно я охотно плыл на подхватившей нечаянно волне, теперь понимал, что не вправе распорядиться собой здесь и сейчас тоже. Ограничивалась моя воля ошейником Аелии или собственными представлениями о чести — значения не имело. Хотя… Хомут надевают чужие руки, а право совести — собственное творение любого из нас. Я запутался.

Эйфория нового существования прошла, осталось то, что люди называют похмельем. Я вернулся домой и вновь был вовлечён в вихрь бурной деятельности. Гратис велел быть на связи, а узнав, что у меня нет телефона, купил его и научил пользоваться. Своё невежество во многих вещах я объяснил тем, что вырос в глухой провинции, и родители, не одобряя прогресса, запрещали мне пользоваться современными приспособлениями. Не знаю, насколько убедительно это звучало. Гратису, похоже, было всё равно. Я быстро усваивал любую науку и не создавал проблем — только это имело для него значение.

— Нам нужны натурные съёмки! — заявил он, собирая своё оборудование.

— Стоп! — запротестовал я. — Я не могу находится на солнечном свету, у меня аллергия.

Как успел уже выяснить, это красивое слово служило универсальной отмазой, когда пасовали другие. Гратис оглядел меня с ног до головы, словно прикидывал, не вернуть ли бракованный товар обратно на рынок, но быстро сообразил что-то и оживился:

— Мы найдём выход, а своя фишка — это всегда хорошо. Может потому ты и выглядишь таким загадочным — из-за отсутствия загара. Мы сделаем бледность новым идолом поколения! В крайнем случае грим наложим.

Он потащил меня куда-то, и я не оказал сопротивления. К счастью, поехали в машине, и я смог спрятаться от прямых лучей почти сразу, а те что попали мимоходом на кожу, оставили лишь быстро сошедшую красноту. Солнце здесь жгло не так критично, или я уже достаточно заматерел? Впрочем, болтаться на открытом месте длительное время всё равно не смогу без заметных потерь.

Павильон, куда мы прибыли, поражал суетой, шумом и обилием декораций. Гратис, как видно, проплатил время пользования этими богатствами, потому что пустили нас без помех. Я прямо спросил про деньги, и он слегка смутился.

— Наши снимки очень понравились, и фирма хочет ещё, пока выплатила аванс. Вообще надо составить контракт. Если хочешь, прямо после съёмки поедем к нотариусу и закрепим наши отношения на бумаге.

Меня обдало холодом, едва вспомнил предыдущий договор, навеки связавший меня неволей, так что часть речи приятеля я прослушал.

— Прости, что?

— Документы у тебя с собой?

Кажется, он имел в виду пергаменты, нет, бумаги, подтверждающие личность.

— У меня их нет.

— А забрать у родителей не можешь?