Тем временем подъехали они уже к воротам, слезли с телеги, и Спирька постучал кнутовищем. Бессонко ощутил шевеление за спиной и рывком обернулся. На телеге сидел ободранный тощий кот, усердно вылизываясь. Понятно, это дедушка Домовой решил подслушать разговор с кузнецом. Да, мало у старичка развлечений… Тем временем из кузницы появился высокий, здоровый мужик в кожаном почерневшем переднике. Гордо задрав полуседую окладистую бороду, он присмотрелся к Спирьке и отворил ворота. Поздоровались.

Заперев за телегой ворота, кузнец ловко завернул назад Савраске переднюю ногу, взглянул, отпустил и спросил удивленно:

– Не рано ли перековывать привел лошадок, Спирька, пустой ты человек?

– Да нет, мы по другом делу, Гатило. Вот паренек, сын Сопуна, челом бьет, чтобы ты ему одну штукенцию исправил.

– Некогда мне сейчас! Да уж ладно, пошли в кузню. А то у меня железо перекалится, еще и прогорит. А выну сейчас – так простынет.

Бессонко ровно ничего не понял, однако вытащил из-под соломы шлем, завернутый в дырявую тряпицу, и послушно вошел в страшную, пышущую пламенем кузницу. Впрочем, там паренек надолго спрятался за спиной Спирьки, а кот за его ногами. В большой кирпичной печи полыхал огонь. Кузнец, ловко орудуя клещами, выхватил из огня нечто светящееся красным, бросил на большую железяку, стоявшую на огромном пне, опоясанном поверху железной полосой. Ударил тяжелый молот, брызнули искры… Не успел Бессонко опомниться, как кузнец снял с железяки готовое, из ничего возникшее лезвие серпа. Да, велика она, кузнечная премудрость!

– Давай, что там у тебя?

– Не стой столбом, орясина, подай хитрецу шлем, – прошипел Спирька.

– А… Да, вот…

В ручищах великана-кузнеца (холщевые рукавицы он снял и сунул за пояс) изувеченный шлем показался Бессонку до обидного маленьким. Гатило повертел его и так и этак. Замычал:

– Немецкой работы, значится… Пищальной пулей, чем же еще?… Да, забрала и след простыл… Холодная ковка…

Ткнул кузнец шлем назад в руки Бессонку, а сказал почему-то Спирьке:

– Могу и забрало выковать и привесить, и края шлема выпрямить… Хотя работа тонкая… Вот только чей шлем-то? Если ляха-голяка, что у Анфиски в нахлебниках живет, то чем панок расплачиваться будет?

– Так ведь мой шлем, дядя Гатило! – взвился паренек. – А чем расплатиться, у меня имеется.

– Все так, – кивнул Спирька. – Малый не врет.

Кузнец сверкнул глазами на Бессонка, подумал. Наконец, заговорил:

– Не надобен тебе, парень, такой шлем… Коли без прочего доспеха, так и вовсе смешон будешь…

– Да есть он у меня, есть полный доспех!

– Правда? Ну тогда, как навяжешь все на себя, тебя за немца или поляка примут, вот что. Оно тебе надо?

– Вот еще…

– Гляди сюда, – и черный палец ухватился за железную трубочку на макушке шлема. – Это зачем, знаешь ли? Нет? Это чтобы сюда павлиньи перья вставлять… Если ли у тебя, парень, павлинье перо? Большое, с синим глазом на желтом яйце?

Плюгавец Спирька закудахтал-захихикал, кузнец смотрел на Бессонка, вроде и в самом деле ждал ответа, однако мысли его и читать не нужно: заметно было, что прячет усмешку в усы. Очень захотелось Бессонку взглядом уложить верзилу на землю, чтобы не задавал издевательских вопросов, но он пересилил себя.

– Ты пояснил бы, дядя Гатило, почему мне не нужно рыцарский доспех надевать, – выдавил из себя, потупив опасные свои глаза.

– Аль не понял? Тебе, уж не знаю как, достался доспех старого шляхтича-гусара, убитого покойным отцом твоим Сопуном – да будет земля пухом твоему храброму отцу! Небось, и седло тоже?

– Есть и седло там, большое…

– А к седлу сзади вроде как крылья приделаны?

– Есть такие, с гусиными да индюшачьими перьями, только обломано одно…

– А ты, небось, мечтаешь в войско царя Димитрия пойти? Правда ведь? А если явишься к царю в таком виде, то увидят там тебя польские гусары, кои царю Димитрию служат, увидят – и порешат на месте, оком мигнуть не успеешь.

– За что же? – насупился Бессонко.

– А за то! За то, что их товарища-гусара убил, а то и пуще того – мертвого ограбил. А тебе крыть и нечем будет, парень.

– Так что же делать? – Бессонко готов был уже расплакаться, однако сдержался и состроил умильную рожицу. – Посоветуй, именем Велеса тебя прошу, кузнец-хитрец.

– Именем Велеса, говоришь? – покосился на него кузнец и снова спрятал ухмылку в бороду. – Ну, ну… Уж если так, заради Велеса, то посоветую. В первую голову, сей шлем тебе не надобен. Если хочешь подберу я тебе из таких, каковые у русских ратников в почете – мисюрку или шишак, а если правду сказать, так тебе и по возрасту, и по чину подходит какая-нибудь железная шапка еще попроще.

Бессонко разочарованно хмыкнул. Кузнец услышанный им звук принял за согласие и продолжил:

– Слышь, паренек, если заменишь приметный немецкий шлем, сможешь напялить часть доспеха: нагрудник и наплечники, к примеру, еще ратные рукавицы присовокупить, если есть такие. Теперь сие полудоспех называется. А набедренники нынче не в чести у ратного люда, равно как и поножи. Найди лучше хорошие, крепкие сапоги, а я, если захочешь, сделаю им оковку на пятках и носках, чтобы дольше носились. Седло еще, говоришь? Если уж непременно приспичило тебе ехать на большом гусарском седле, то спили и выбрось крылья, и чтобы и следов от них на седле не осталось. Понял?