— Она говорила о Вайолет? — вскинулся Доммэ.

— О Вайолет, — согласно кивнула Урсула. — А еще о Белом Призраке, имя которого Сангусу Темному назвали фойры. О рохре, чья кровь откроет Сумеречный Чертог. Я видела тебя сегодня в бою. Видела, как твой зверь появлялся из ниоткуда и растворялся, будто призрак. Ты и есть Белый Призрак, Доммэ. Ты — последний ключ от Сумеречного Чертога.

Доммэ тяжело сглотнул, недоверчиво уставившись на Урсулу.

— И как моя кровь может открыть Сумеречный Чертог?

— Сумеречному богу нужна кровавая жертва, — глухо провещала одэйя, и у парня на затылке поднялись волосы.

— Да к праотцам ваших богов с их Сумеречным троном. Я не собираюсь умирать им в угоду.

— Надеюсь, что этого и не случится, — вздохнула Урсула. — Я рассказала тебе все не для того, чтобы напугать, а чтобы ты был осторожен. Моргана коварна и хитра. Если она узнает о тебе, то попытается заполучить любой ценой. Нельзя позволить ей открыть последние двери.

— А закрыть две первые вообще как-то возможно? — нахмурился Доммэ.

— Только убрав ключевого игрока.

— Моргану?

Урсула кивнула, и рохр вновь впал в тягостную задумчивость.

— И как это сделать? Насколько я понимаю, она темная Хранительница. С ней даже одарину не тягаться.

— Сангус тоже был Хранителем, да и магом посильнее Морганы, — лениво повела бровью Урсула. — Однако ж и с ним справились.

От воспоминаний о мертвом леднике и о том, какой ценой светлому братству далась победа над темным магом, Доммэ передернуло. Сколькими магами, рохрами и людьми еще готова была пожертвовать Первая одэйя, чтобы добиться желаемого результата?

— Что, не нравлюсь? — поймав красноречиво говорящий взгляд парня, хмыкнула Урсула.

— Молод ты еще. Потому и не понимаешь, что лучше пожертвовать сотней, нежели загубить тысячи.

Доммэ промолчал, уставившись невидящим взглядом в темноту леса, а потом, резко повернув к Урсуле лицо, попросил:

— Пообещай мне, что если мы проиграем, ты не дашь мне попасть в плен к Моргане. Обещай, что убьешь меня раньше, чем темная колдунья пустит мне кровь для своего поганого ритуала.

Урсула помрачнела и, насупив свои седые брови, тихо выдохнула:

— Обещаю.

Тишину леса теперь нарушали только ночные шорохи, смутные и неясные как будущее Доммэ. Просидев в молчании еще какое-то время, рохр решительно поднялся на ноги и протянул руку Урсуле:

— Поднимайся, одэйя. Не время для отдыха. Надо найти Вайолет, одарина и брата.

Кряхтя и бурча, что старость не в радость, ведьма оперлась на посох, и Доммэ сокрушенно покачал головой:

— Не притворяйся, ты такая же старая, как я немощный.

— Ты вообще знаешь, сколько мне лет? — обиженно засопела Урсула.

— Расскажи это тем дриммам, которых ты сегодня своим посохом как серпом косила.

— Ну, тряхнула бабушка стариной, — проворчала одэйя. — Подумаешь… Так ведь и отдых мне заслуженный полагается. Ты б повез старушку на себе, а то ноги болят.

— Топай давай, — без всякого пиетета к ее возрасту и заслугам фыркнул Доммэ. — Не растаешь. Мне самому от зверя отдохнуть надобно. Бесится он. Охоты жаждет. До сих пор кровь чувствует…

— Гляди-ка, — насмешливо повела бровью Урсула, ускоряя шаг, чтобы не отстать от рохра. — Умнеешь прямо на глазах. Думать научился. Оно и правильно… Глядишь, от большого ума девок больше сильничать не будешь.

Доммэ резко остановился, и его пылающий яростью взгляд вонзился в насмешливое лицо одэйи.

— Ты… Да ты… Ведьма. Бьешь по больному. Думаешь, я не жалею о том, что сделал, каждую минуту?

— Жалеешь, — уронила Урсула и безжалостно добавила: — Только не о том твоя жалость. Не будет Вайолет твоей никогда. Уясни это в своей рохрьей башке. Не пара ты ей. Зверь может жить только со зверем.

— Да что ты в этом понимаешь?

— Да уж больше твоего. Век прожила.

— А кто ей пара? Темный? Ты для этого ее с ним отправила? — свирепея, прорычал Доммэ.

— Дурак, — гаркнула на него Урсула. — Одарин еще меньше, чем ты, ей подходит, только он, в отличие от тебя, это хоть понимает.

Раздраженно дернув головой, Доммэ ускорил шаг, и едва поспевающая за ним одэйя сердито треснула парня по спине клюкой:

— Куда летишь, пес дурной? На звезду смотри.

— Мне твоя звезда до одного места. Меня сердце ведет. Я всегда найду дорогу к Вайолет, где бы она ни находилась. Так было, есть и будет. Поняла, ведьма? И плевать я хотел на то, что ты об этом думаешь. Вайоли все одно будет моей.