— Мама, что случилось, почему в сенях еда на полу валяется? — сначала в комнату ворвался рокочущий голос Айта, а затем появился и он сам — слегка взъерошенный и взмокший от долгого махания топором.

Взгляд его скользнул по заплаканному материнскому лицу, потемнев, переместился на Урсулу, которая тут же виновато отвела глаза. Подозрительно хмурясь, одарин посмотрел на глотающую слезы жалости Вайолет и помрачнел, словно грозовая туча.

— Что здесь происходит? — от его тона повеяло зимней стужей.

— Ничего, сынок, — изобразила улыбку Ивори. — Глупости… взгрустнулось немного. Я и забыла, когда вот так гостей принимала да и просто с людьми разговаривала. Ты завтра уйдешь, а я опять останусь. Когда в следующий раз увидимся?

— Дров тебе накололи, — хмуро сообщил матери Айт. — До зимы должно хватить…

— Спасибо, сынок. И за дрова, и за то, что трикты по твоей просьбе нам с Лин все необходимое для жизни приносят. Не волнуйся, мы ни в чем не нуждаемся.

Вайолет удивленно покосилась на мать Айта, и в этот миг покой дома нарушил звонкий детский визг.

Шлепая по полу маленькими босыми ступнями, мелькающими из-под длинной ночной рубашки, в комнату влетела девочка лет шести. Щуря от яркого света заспанные глаза, она вычленила взглядом Айта и, тряхнув тоненькими растрепанными косичками, помчалась к нему со всех ног.

— Ты почему не спишь? — одарин подхватил ребенка на руки, и девочка, крепко обвив руками его шею, счастливо выдохнула:

— Я проснулась и твой голос услышала. Где ты ходил так долго?

— Занят был, — тихо обронил Айт.

— А меня пчела укусила за палец, — малышка поводила перед носом одарина опухшим пальчиком. — Совенок, которого ты в лесу подобрал, вырос и улетел. Еще Сорт сгрыз мою куклу, бабушка связала мне новую, а потом научила меня плести бусики, — щедро делилась всеми своими новостями с Айтом она.

— Давай я уложу Лин, — протянула к девочке руки Ивори.

— Я сам, — качнул головой одарин и, прижав к себе малышку, быстро покинул светлицу.

Вайолет и Урсула в неловком молчании смотрели им вслед, пока одэйя, наконец, не спросила Ивори:

— Это его дочь?

— Дочь, — утвердительно кивнула женщина. — Айт так решил. Он всегда таскал в дом выпавших из гнезда птиц и раненых животных, вот и Лини нашу, словно птенчика желторотого, подобрал. Айт принес ее сюда совсем маленькой. Девочку выбросили в городе на мусорную кучу, там сын ее и нашел. Хорошо, что она плакать начала и Айт услышал, а иначе малышка до утра замерзла бы.

— Как можно было выбросить ребенка? — ужаснулась Вайолет.

— В этом мире столько несправедливости и зла, милая, — тяжело вздохнула Ивори. — Мы думали, что после смерти Сангуса в Тэнэйбре все изменится, но стало еще хуже. А с тех пор, как погибла светлая Хранительница, дриммы безнаказанно бесчинствуют, и управы на них никакой нет. Люди ни во что не верят и всего боятся.

— А что же маги? — угрюмо поинтересовалась Урсула, видимо, уже зная, что услышит в ответ.

— А что они могут противопоставить Моргане, когда на ее стороне сила и власть? Она без сожаления расправляется с теми, кто становится у нее на пути, и не важно, служат они на стороне Света или Тьмы. Не по зубам ей только темные стражи. Они единственные, кто еще сопротивляется жестокой правительнице Тэнэйбры.

Урсула оперлась клюкой о пол и понуро свесила голову. Несколько минут волшебница изучала тягостным взглядом пол и горько кривила губы.

— Да уж… поменяли шило на мыло… — прокряхтела она.

— Пойду-ка я опять в погреб, — поднялась с места мать Айта. — Вас кормить надо, а я тут рассиживаюсь…

— Не жалеешь, что мы теперь все твои тайны знаем? — заломила бровь Урсула.

Ивори слегка наклонила голову и проронила:

— Айт никогда не привел бы сюда того, кто потом вставил бы ему нож в спину. Раз привел вас — значит доверяет. О чем жалеть?

— Может, и не о чем, — пожала плечами волшебница. — Пойдем, помогу тебе. А ежели у тебя мука есть, то я и пирогов быстро на всех состряпаю. Пироги у меня не хуже заклинаний магических получаются. Да и люблю я выпечку, чего уж душой кривить…

— А я в выпечке не мастерица, — призналась Ивори.

— Некому меня учить этому делу было.

— Ну, стало быть, я научу. Будешь малышке своей булки да пышки печь. Тесто ведь живое — оно умеет чувствовать, слышать и любить. Кто к нему с нежностью и лаской — тому и награда.

Вайолет улыбнулась, видя и слыша Урсулу такой, какой знала ее всю жизнь. И пока женщины отправились за продуктами, девушка вышла к братьям во двор.

Кин еще наполнял водой большую бочку, а Доммэ уже заканчивал укладывать в поленницу дрова, когда Вайолет решила им помочь.