Шрифт:
– Пока еще нет, но об этом стоит подумать.
– И стражник подтолкнул его шпагой.
– Следуй за нами и не умничай, понятно? Нам с Йоквеллом все равно, живым тебя доставить или мертвым. Награда будет одна и та же.
– Я собственными глазами видел, как ты отделал парочку моих приятелей, - предупредил Йоквелл.
– И мне ох как не терпится с тобой поквитаться. Он со зловещим щелчком взвел курок своего громадного пистолета.
– Да вы с ума сошли!
– запротестовал О'Лири.
– Я никогда в жизни не бывал прежде в этом паршивом городишке.
– Об этом ты расскажешь герцогу Родольфо.
– И стражник еще раз ткнул его шпагой в бок.
– Поднимайся, красавчик. Тут недалеко идти.
Встав на ноги, Лафайет бросил взгляд в сторону туалета: дверь была закрыта и за ней не слышно было ни звука. Хозяин трактира стоял, опустив глаза, у стойки и протирал оловянную пивную кружку. О'Лири поймал на себе его взгляд и попытался губами подать знак. Но трактирщик заморгал глазами и испуганно замахал рукой, как бы отгоняя нечистую силу.
– Вы, ребята, совершаете большую ошибку, - обратился Лафайет к стражникам, которые пинками подталкивали его к выходу.
– Пока вы напрасно тратите здесь время, человек, которого вы разыскиваете, успеет скрыться. Вашему начальству это не понравится...
– Тебе тоже. А теперь заткнись.
Случайные прохожие жались к домам, пропуская стражников, ведущих О'Лири по узкой, кривой улочке к мрачной громаде, возвышающейся над городом. Они миновали высокие железные ворота, которые охраняли двое часовых в такой же форме, как и у сопровождавших О'Лири охранников. По мощеному двору они направились к деревянной двери, освещаемой двумя чадящими факелами. Войдя внутрь, они очутились в ярко освещенной комнате, по стенам которой были развешаны написанные от руки описания разыскиваемых преступников. У стола, заваленного ворохом пыльных бумаг, стояла скамейка.
– Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал, - сказал худой парень с желтоватым лицом, берясь за перо и придвигая к себе чистый лист бумаги. Ты напрасно вернулся в наш город, приятель...
– Я - вернулся?!
Резкий удар в спину прервал возражение О'Лири. Стражники схватили его под руки, толкнули в дверь из металлических прутьев и потащили по темному коридору, в конце которого ступеньки вели в зловонное подземелье.
– Я не пойду, - запротестовал Лафайет, изо всех сил упираясь ногами в пол.
– Вы не можете оставить меня здесь.
– Еще как можем, - отозвался Йоквелл.
– До встречи, приятель!
Получив пинок в зад, Лафайет кубарем скатился по ступенькам и очутился на полу подземелья с низким потолком, освещенного одной-единственной сальной свечой. Сквозь прутья решеток камер на Лафайета глядели, ухмыляясь, заросшие, утратившие человеческий облик заключенные. У стены на треногом табурете сидел здоровенный широкоплечий детина и подрезал ногти длинным охотничьим ножом.
– Добро пожаловать в нашу компанию, - проговорил тюремщик голосом, напоминающим скрежет мясорубки, перемалывающей хрящи.
– Тебе повезло, у нас как раз оказалось свободное местечко.
Лафайет вскочил на ноги и бросился к лестнице. Железная решетка с грохотом опустилась перед самым его носом.
– Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы сгребать с пола твои мозги, заметил тюремщик.
– Что все это значит?
– спросил Лафайет прерывающимся голосом.
– Спокойней, - сказал охранник.
– Это значит, что ты снова в каталажке, и на этот раз тебе не удастся от меня ускользнуть.
– Я требую адвоката. Я не знаю, в чем меня обвиняют, но я ни в чем не виноват!
– Неужели? Ты никогда никого не бил по голове?
– Тюремщик поднял брови в притворном изумлении.
– Ну, что касается этого...
– И никого не убивал?
– Я не хотел. Дело в том, что...
– Никогда не пытался ничего украсть?
– Я все объясню, - завопил Лафайет.
– Не стоит, - зевнул тюремщик, перебирая связку ключей.
– Суд уже был, и ты признан виновным по всем пунктам обвинения. Лучше успокойся и постарайся уснуть, чтобы завтра быть в форме.
– Завтра? А что будет завтра?
– Да ничего особенного, - тюремщик схватил Лафайета за ворот истрепанного лилового камзола и втолкнул в камеру.
– Завтра кое-кому отрубят голову. И этот кто-то - ты.
Лафайет скорчился на полу, стараясь не обращать внимания на ноющую боль от ушибов, укусы насекомых, кишащих в камере, мышей, которые пробегали по ногам, зловоние и громкий, свистящий храп других заключенных. Он старался, но без особого успеха, не думать о неприятном событии, которое должно было произойти на следующее утро.
– Бедняжка Свайнхильд, - прошептал он, уткнувшись в колени.
– Она решит, что я сбежал и бросил ее. Несчастная! Одна в этом убогом подобии средневекового города, без денег, без друзей, без крыши над головой...