Шрифт:
Я видела, как багровая ярость разрастается, как ей становится тесно в замкнутом пространстве кареты, но не могла отказать себе в удовольствии поставить наглеца на место.
– Лиронна Кортера, – в противовес ауре, от лица Вейдена отхлынули все краски, голос обволакивал мягкой, но смертоносной паутиной, вот только мухой я не была, – приберегите свой пыл для процедуры дознания. Вчера Вы не сочли нужным рассказать, как именно Вам удалось диагностировать угрозу в теле сеньориты, так что сегодня придется придумывать план спасения в одиночку. Раз отказались от моей помощи.
– Почему никто не верит, что это счастливая случайность, – я обращалась не только к собеседнику, но и к самой себе, и к богам – пусть услышат, раз уж наделили меня гхаровой способностью. Чем дальше, тем больше я уверялась, что Вейден не имеет к этому отношения. Не существует подобных зелий, даже в теории.
– Вам мог бы поверить несмышленый ребенок, но не законники.
– Они дадут мне зелье, я все равно скажу правду, как бы ни хотелось от нее уйти, – осознание истины придавило надгробной плитой.
– Всегда можно уйти в недосказанность или сыграть в слова, – от Вейдена исходило изумрудное любопытство, – я бы подсказал, как.
Снять с себя груз тайны, облегчить его как минимум наполовину – искушение было сильно. В другой ситуации и в другой жизни я бы никогда не открылась врагу, но так вышло, что его рука была единственной рукой помощи. Как же так получилось?
У меня не было друзей. Многие называли себя моими должниками, но ни с кем из клиентов, кроме Сайероны, не обнаружилось и толики душевного родства. Кроме Сай и… Вейдена, гхары его задери. Он, как и я, отдает себя работе, так же увлечен зельями и знахарством, и руки его растут откуда нужно. Идеальный враг. Соперничая с ним, можно не сомневаться, что увязнешь в однообразии. Обороняясь и нападая два года подряд, я рекордными темпами выросла как специалист. Пожалуй, за это судьбе стоит сказать спасибо. И порадоваться, что в моей жизни был Рин Вейден.
В переднем окошке под порывом ветра мелькнула пола плаща следователя, восседающего на козлах рядом с извозчиком, и я решилась. Все же то, что ожидало впереди, представлялось куда более опасным, чем раскрытие тайны соседу.
– В теоретических трактатах древних знахарей были рассуждения о человеческой ауре, – наконец проговорила я.
– Вас, наверное, удивит, что теоретические трактаты древних, прочитанные Вами, используются на практике магами, – мелькнуло желание блеснуть знаниями, впечатлить – и снова пытливое любопытство, – но какое отношения это имеет к слушанию?
– Прямое, – я потупилась, чувствуя, что искусала губы в кровь.
– Не заставляйте гадать, – не требовалось второго зрения, чтобы узнать выражение его лица, – я не эльфийский маг.
– Два года назад, я думала, что в этом Ваша вина, – подняла глаза, чтобы не пропустить ряби лжи, если она последует, – со мной начало что-то происходить. Я начала видеть эмоции окружающих. Определять, когда человек лжет. А вчера увидела циркуляцию энергии в организме. Она замедлялась в районе горла, будто ей перекрыли ход.
Все, хранителями моей тайны теперь были двое.
Аура Вейдена вспыхнула солнцем.
– Вы мне не верите?
– Если это правда, то именно Вам нужно идти в следователи, – усмехнувшись, лавочник ушел от прямого ответа.
– Я докажу! Скажите что-нибудь, и я определю, лжете Вы или говорите правду.
– Ну ладно, – расслабленно откинувшись на мягкую спинку сидения, он взглянул на меня, как на малого ребенка, – я люблю вид на вечерний город с покатых крыш, когда выглядываешь с мезонина, и солнце целует тебя на прощание.
Я чуть не поперхнулась. Романтик, однако. Но, несмотря на поэтичность…
– Это ложь! Вы боитесь высоты, даже самой незначительной, и опасаетесь ночи, потому что Солнце больше не смотрит на Вас… – по мере того, как я говорила, его облако превращалось в тучу, – вероятно, когда-то в ночи с Вами произошло большое несчастье, и Вы боитесь его повторения… – последние слова я почти прошептала. Сердце колотилось сильнее, чем вчера на кухне – сейчас он меня точно придушит. Не простит, что увидела недозволенное.
– В три года мы с Корой остались одни на свете, – несмотря ни на что, Вейден продолжил наш странный сеанс, в котором я была то ли волшебником, то ли целителем души.
– Ложь, – интересно, во сколько же? Сердце кольнуло чужой болью.
– Я ненавижу Вас.
– Ложь… – мой голос сел, будто я говорила несколько часов подряд без остановки.
– Что ж, теперь я Вам верю, – Вейден выпрямился.
– Правда.
Эти напряженные минуты в карете связали нас сильнее, чем фиктивное замужество. Глаза в глаза, пока не стало больно, и я не отвела взгляд. Но чувство никуда не исчезло. Мы увязли в нашем общем облаке удивления, узнавания и сочувствия, как две мухи. И тем сильнее хотелось выпутаться. Слишком сильная концентрация эмоций, слишком тесное пространство. Чистое осязание. Вероятно, ему было легче, он-то свободен от бремени второго зрения, а вот мне… Еще немного, и я бы выпрыгнула из экипажа на полном ходу.