Слава Пречистой Воде, Терри поверил ей безоговорочно. Недолго думая, угрем втиснулся в узкую щель между полом и матрасом кровати. О наличии там железной утки, заменявшей нужник, Гведолин предпочла не думать.

Закрыла глаза. Самое лучшее — притворится спящей. Но… нет, не в этом случае. От крадущегося по приютскому коридору человека исходила опасность. И смерть. Дыхание ее летало в воздухе, душной липкой паутиной опутывая все вокруг.

Да что с ней твориться такое? Разве раньше она могла чувствовать подобное? Слышать то, что не слышат другие? Чувствовать то, что другие не чувствуют?

Нельзя оставаться на кровати. Взбить подушку, будто кто-то на ней лежит. Подоткнуть одеяло, соорудив подобие лежащего под ним человека. Получилось непохоже, но остается надеяться, что в полумраке это будет не так заметно. Юркнуть за прикроватную тумбочку. Сжаться в комок, затаиться, как мышь. И наблюдать.

Вовремя.

В комнату вошли. Мужчина, судя по силуэту. Он уверенно направился к кровати, на которой должна была лежать Гведолин. Вытащил что-то из-за пояса. Лунный свет тускло блеснул на металле. Рука с зажатым предметом опустилась на кровать. Потом еще. Пары раз хватило, чтобы вошедший понял, что его обманули. Сдернул и швырнул одеяло на пол. Глухо зарычал.

— Мерзавка!

Голос знакомый до отвращения. Что же, нетрудно было догадаться.

Мужчина, тем временем, судорожно оглядывал комнату. Сейчас начнет искать. И найдет. Гведолин затрясло от ужаса, она уткнулась лицом в ладони и закрыла глаза, покоряясь судьбе. Ведь у него нож. А она не способна даже двигаться от страха и головокружения.

Руку вывернули неожиданно резко и больно. Дернули вверх. От мужчины, прижавшим ее к стене, остро разило табаком, перегаром и дешевым одеколоном.

— Значит, в прятки со мной играть удумала? А Кверда не проведешь! Еще никто и никогда от него не уходил. Слышишь, ведьма?

Слышит. И видит его — черного, страшного. Ненавистного.

— Но раз ты такая прыгкая, малявка, может, развлечемся напоследок?

Холодная шершавая рука задрала полы ночной сорочки, скользнула по обожженному бедру.

Гведолин сжала зубы.

— Сладкая, молодая, аппетитная…

Он придвинулся так близко, что от зловонного дыхания у него изо рта ее чуть не стошнило. В силой впился своими холодными липкими губами в ее губы. Гведолин стала задыхаться и задергалась, пытаясь его оттолкнуть. Рот наполнился металлическим привкусом — похоже, любовник тетки Роуз прокусил ей губу.

— Совсем не то, что Розка, — бормотал он, прикусывая ее за шею, — высушенный черствый сухарь, ни рожи, ни фигуры. — Залез под сорочку, нащупал грудь. — Ты же…

Договорить он не смог. Открыл рот, будто хотел еще раз ее поцеловать, но оттуда послышались хрипы и бульканье.

Его пальцы, державшие Гведолин за плечи, сжались так, что она вскрикнула. Глаза Кверда, и без того выпученные, как у выброшенной на берег рыбы, остекленели и застыли.

Она смотрела и не могла оторвать взгляда. Аура Кверда вспыхнула алым. И погасла.

Он обмяк и стал тяжело оседать на пол.

Гведолин наверняка упала бы вместе с ним, потому что пальцы уже теперь бывшего любовника тетки Роуз и не думали разжиматься на ее плечах. Но чьи-то теплые руки успели подхватить и отцепить ее от трупа.

Терри. Это Терри.

— Гвен, ты жива? Посмотри на меня! Он ничего тебе не сделал? — Ее встряхнули за плечи. — Да не молчи ты!

— Н-ничего.

— А почему у тебя кровь на лице? Гвен, ради Воды Пречистой, говори!

— Он, — она покосилась на тело, распростертое у ее ног, — меня укусил. Ничего… страшного.

Усадив ее на кровать, Терри подошел к Кверду, перевернул его, приложил два пальца к вене на шее.

— Он мертв, можешь не проверять, — глухо сказал Гведолин. — Ты убил его?

— Да, — хрипло подтвердил Терри.

— Как?

— Ножом в спину. Тем самым, которым он хотел тебя… Я ведь все видел из-под кровати. Как бы ужасно это ни звучало, но нам повезло, что этот выродок захотел сперва с тобой развлечься. Отшвырнул нож на пол. Прямо мне под нос…

— И что нам теперь делать, Терри? — безжизненным голосом спросила Гвен, пытаясь унять кровь из прокушенной губы. Остается только надеяться, что Кверд не занес ей какую-нибудь заразу, передающуюся через слюну. Только инфекции ей сейчас и не хватало!

— Бежать, — твердо ответил он и протянул руку. — Теперь ждать больше мы не можем.

И за что ему такое мучение? На кухне день-деньской, как волчок, крутится — принеси то, подай это. А до приготовления основных блюд не допускают. Чуть заикнется про повышение Огар-ла, так тот снова про свою морковь талдычит.

И тренировки эти изнуряющие… Бегать? Да он и так целый день по кухне бегает!

И верховая езда. Вот уж вовсе ненужная прихоть! И всем плевать, что лошадей он, как Засухи, боится.