— Придется. Раз уж назвался твоим мужем. — Поискав глазами полотенце и не найдя его, он со вздохом вытер руки о штаны. — Пойду, спрошу, не найдется ли у нашей вдовы чистых тряпок для перевязки и каких-нибудь лекарств. Послушай, ты ведь целительница. Знаешь, чем себя лечить? Что тебе нужно?

В комнате жарко и душно. Казалось, даже воздух плывет перед глазами, преломляя предметы, искажая реальность. Гведолин сморгнула пару раз, надеясь, что наваждение исчезнет, но странная знойная дымка и не подумала рассеяться.

— Попроси череды или ромашки, их часто держат про запас. Нужно сделать отвар. Лучше бы его настоять, но нет времени. Еще поинтересуйся, не найдется ли у нее барсучьего жира или мази с арникой — желтая такая, — это от ожогов. Если нет, принеси три свежих яйца. Или мед.

Терри поднялся, направился к выходу из комнаты, но в дверях замешкал, обернулся.

— Гвен, а ты можешь…

Она даже головы не повернула в его сторону. Скатала шарик из хлебного мякиша и теперь пыталась медленно, боясь потревожить прокушенную губу, прожевать его.

— А ладно, — Терри махнул рукой и приоткрыл дверь.

— Что могу, Терри?

Он вернулся. Подвинулся поближе, возбужденно зашептал:

— Помнишь, как ты меня вылечила?

Конечно, она помнит, такое не забудешь.

— А себя так же можешь? Я знаю, некоторые целительницы умеют… как бы это сказать… лечить не лекарствами, а собственной энергией. Как это у вас называется? Магия?

Сухой хлебный шарик застрял в горле и Гведолин слабо закашлялась. С трудом сделала глоток кваса из кружки, заботливо протянутой Терри.

— Не знаю. Возможно, магия. Бабка Зарана, которая меня учила, называла это даром. Но как ни назови, себя я вылечить не могу. Бабка любила повторять: «Дар ниспослан нам, дабы врачевать живых существ, но сам носитель дара не сможет использовать его для себя».

— Фи! — разочарованно и расстроено протянул Терри. — Значит, даже кошку подлатаешь, а себя — никак? Нечестно.

— Ничего не могу поделать. Я уже пробовала — бесполезное занятие. — Она устало потерла глаза. — Если ты и впрямь не брезгуешь и хочешь помочь… что же, буду рада.

В бане было совершенно нечем дышать. Гведолин и в комнате чувствовала себя дурно, а в окутанном влажным паром предбаннике у нее резко закружилась голова, потемнело пред глазами, и Терри едва успел помочь ей опуститься на низенькую скамеечку возле бревенчатой стенки.

— Покажи, — попросила она, когда перед глазами начал рассеиваться сумрак,

— что ты сумел раздобыть?

Парень придвинул табуретку, выложил на нее скудные запасы, выпрошенные у вдовы, наверняка не без помощи звонкого тори: облепиховое масло, мед, крепкие лоскуты для перевязки. И еще длинную латаную-перелатаную, но чистую и мягкую женскую сорочку и разношенные туфли.

— Сухих трав у нее не нашлось, — доложил Терри.

— Ясно. Значит, промою водой. Поможешь принести?

Колодезная вода в просмоленной бочке, которую он сам же и наполнял, еще не успела нагреться от банной духоты. Терри поискал глазами и обнаружил висящий над бочкой жестяной ковшик. Зачерпнул им воды, донес до Гведолин.

Затем он не торопясь, осторожно, снял с нее сапоги. Недовольно нахмурился.

— И ты молчала? Гвен, они же промокли насквозь! Надо было мне сказать.

Где твоя рассудительность и здравый смысл?

Дальше он принялся ворчать про простуду, которую теперь ей подхватить проще простого, про странности ее характера, еще раз про отсутствие здравого смысла. Дался ему этот смысл, в самом деле! Между делом стянул с нее широкие неудобные Квердовы штаны, и куртку, пахнувшую табаком и потом. Отошел к противоположной стене. Густые белесые брови сошлись на его переносице так, словно составляли одну мохнатую линию.

— Боюсь, одними перевязками не обойтись, — глухо констатировал он. — Здесь нужен доктор. И срочно.

— Не нужен, — со стальными ноткам упрямства, пробивавшегося сквозь усталую покорность, ответила Гведолин. — Ни к чему сейчас светиться, Терри. Нас непременно начнут расспрашивать, кто мы, откуда. А ты человека убил… А после мы сбежали. Тетка Роуз ни за что не успокоится, пока меня не найдет. А твои родители? Будут тебя искать?

Терри откинул с лица льняные волосы, слипшиеся сосульками.

— Вряд ли. Я написал им, рассказал, почему ухожу из дома. Не сказал только — куда. Письмо матери на прикроватный столик подложил. Прямо под пузырек с сонными каплями. А вот твоя тетка Роуз…