какой-нибудь объект или патрулировать по улицам. Служба

была необременительной, а я чувствовал приливы гордости

от своей активной роли защитника Израиля, тем более, что

мне представлялся случай познакомиться с новыми людьми

и поговорить с ними на иврите. Я овладевал тогда новым для

меня языком и не упускал случая в нем поупражняться. После

достижения положенного возраста прекратились все мои

военные обязанности, а форма оставалась в шкафу до того

момента, когда мы ее выкинули.

В десятом классе 322-ой школы города Ленинграда в начале

учебного года оказалось около дюжины парней: напомню, что

обучениев среднейшколебылотогдараздельным,анашашкола

была мужской. Так мы и просуществовали целый год без тес-

ного контакта с девушками. Контакты такого рода возникали

на вечерах в женской школе на Бородинской улице, куда нас

неизменно приглашали. Там начинались знакомства и велись

драки за первенство в глазах прелестных хозяек. Помню одну

из таких стычек, когда нас чуть не избила шпана с Бородин-

ской улицы. Стычку эту кто-то предотвратил, но неприятное

впечатление от вечера осталось, по крайней мере, у меня. Мы

с мамой жили в эти годы очень бедно, я одевался в какие-то

обноски, что не придавало мне уверенности в своих силах при-

влечь к себе внимание женской половины тусовок. Вся моя

энергия того времени была направлена только на обучение.

Из дюжины ребят, явившихся в школу в начале года, почти

половина быстро отсеялась. Некоторые не выдерживали пре-

дельной учебной нагрузки, которая потребовала напрячь силы, 44

Соломоник А.Б. Как на духу

чтобы ликвидировать отставание, накопившееся за военные

годы. Некоторые ушли по иным причинам. Зато весь год при-

ходили и уходили все новые ученики, потому что город попол-

нялся все новыми жителями.

К концу года нас осталось семеро: четверо очень способ-

ных юношей и трое так себе. Я принадлежал к числу классной

элиты и был кандидатом на медаль. Медали я не получил, хотя

очень старался. В аттестате у меня были сплошные пятерки, кроме четверки по русскому языку. На экзамене по сочинению

я допустил ошибку в слове учавствовать, за что и лишился

права на медаль. Привожу здесь снимок с моего аттестата зре-

лости, где отражены мои успехи. Мне не разрешили вывезти

оригинал в Израиль, и я снял с него копию.

Я очень переживал по этому поводу. В то время я мечтал

стать дипломатом и пойти учиться в МГИМО (Московский

государственный институт международных отношений), хотя

многие меня предупреждали, что это невозможно при тогдаш-

ней антиеврейской политике правящей верхушки. Четверка

в аттестате предотвратила меня от многих разочарований: имей

я медаль, непременно бы поехал в Москву поступать в МГИМО

и получил бы по носу. А так я выбрал для себя местный юриди-

ческий вуз, подал туда документы, успешно сдал вступитель-

ные экзамены и в конечном счете стал юристом. Но до этого

еще далеко, опишу пока атмосферу последнего года в школе.

1944–1945 учебный год прошел под знаком усиливав-

шейся антиеврейской пропаганды сверху. Шторм был еще

не силен, и я не чувствовал его на своей шкуре. В то время я

продолжал витать в облаках официальной пропаганды – вел

в школе большую комсомольскую работу, выступал с патри-

отическими речами на разных форумах, словом, был вполне

пай-мальчиком. Помню комсомольскую районную перевы-

борную конференцию, куда меня делегировали из школы.

Я рискнул на ней выступить, попросил слова и выдал пламен-

ную речь критического для тогдашнего районного начальства

содержания. Видимо, я умел говорить уже тогда; о моей речи

много говорили, особенно в школе. Но основное содержание

моей тогдашней жизни состояло в учебе. Я много и упорно

занимался по всем предметам школьного курса.

4. Возвращение в Ленинград, школа и вуз