— Наверное, Джеймс рассказывал обо мне, — она выпнула вперед подбородок, приняв напускной горделивый вид. В голосе была слышна ирония, что поколебила Джеймса намного сильнее, чем Фрею, которая продолжала сохранять невозмутимый вид.

— Нет, но Сент-Айвс достаточно маленький город, чтобы все знали всё друг о друге, — она улыбнулась уголками губ, двинув плечами. Из глаз Марты рассыпались шипящие искры, одну из которых она бросила в Джеймса, не вмешивающегося в разговор.

— Похоже, в этом городе уже нет места для тебя, — Марта знала наверняка, куда можно было уколоть. Фрея потеряла равновесие в их диалоге. Сжатые в тонкую полоску губы было прямым свидетельством того, что она приняла собственное поражение. Это понял и Джеймс, рука которого вдруг снова оказалась на талии Фреи. Заметив это, Марта и сама почувствовала себя проигравшей.

— Похоже, тебе пора, — он выдавил глупую улыбку, давая девушке прямое указание, чтобы она убиралась.

— Рада была увидеться, — хмыкнула Марта. — До скорой встречи на рождественском ужине.

— Гадкая девчонка, — произнесла Фрея, стоило им остаться троим. Она сбросила руку Джеймса, только чтобы переплести их пальцы вместе. Подвела к большому, мягкому, обитому велюром насыщенного бордового цвета дивану, и первой осторожно присела, увлекая за собой Джеймса. — Простите, она никогда мне не нравилась.

— Ты держалась достаточно хорошо, — со сдержанной улыбкой ответил Оливер. Джеймс заметил, что он и дальше избегал бросать в их сторону даже короткий взгляд. Глаза брата метались по всей комнате, но чаще всего прятались в пол, губы были плотно сжаты, он что-то вертел в руках. — Намного лучше, чем последний раз, — у Джеймса возник вопрос, но Фрея предупредительно сжала его ладонь, чтобы он ни о чем не спрашивал. — Наверное, я распоряжусь, чтобы нам принесли чай, — Оливер всё же посмотрел на них, после чего из груди вырвался тяжелый вздох. Парень быстрым шагом оставил комнату.

— Рассказать ему обо всем было ещё тем испытанием, — ладонь Фреи выскользнула из его, когда она опустила голову на руки, обреченно вздохнув. — Кажется, он не так уж рад, что мы вместе.

— Плевать, — безразлично бросил Джеймс. Он в последнюю очередь хотел обсуждать своего брата после того, как они остались наедине. Не сейчас и никогда. — Дункан тебе всё рассказал?

— Да, на следующее после бессонной ночи утро, — Фрея наклонила голову и слабо улыбнулась. Джеймс находил её очаровательной в подобных мелочах. — Он вернулся домой пьяным, выпалил что-то вроде того, что ты вернулся к себе домой, а затем просто упал на диван в гостиной и уснул. Я думала, это всё из-за меня. На самом деле, я боялась, что всё так глупо разрушила. Я разбудила Дункана в семь утра и потребовала объяснений. Так я оказалась здесь, — она пожала плечами, будто это была обыденная история, случавшаяся с ними едва ли не ежедневно.

— Только прежде ещё встретилась с моим братом, — в его голосе была сухая констатация без предъявок. Оливер действительно должен был знать о них. Намного лучше было рассказать ему напрямую, нежели затем объясняться за рассказанное кем-то другим.

— Я не могла с ним не встретиться. Он мой близкий друг, невзирая на все ваши размолвки. Я не могла прийти к тебе, и ничего не рассказать ему о нас прежде. И я прошу тебя не злиться, что бы он ненароком не сказал, — взгляд Фреи стал жалостливо пронзительным, что подкупало. — Пожалуйста, — она уткнулась носом в его щеку, когда Джеймс не мог выдержать дольше, повернул голову и поцеловал её.

Фрея улыбнулась сквозь поцелуй. Ей было достаточно и этого ответа. Казалось, они не виделись намного дольше, чем один день, разломавший их жестоко надвое. Каждый остался при своих переживаниях, но в этот момент они были неважны, как и всё остальное.

Их охватило уже знакомое самозабвенное чувство, в котором слишком легко потерять самого себя, чтобы затем обманчиво решить, что прежде это был и не ты вовсе, а кто-то другой, незнакомый и чужой. Слишком сладко, приторно, тошнотворно, но всё же трепетно, нежно и чувственно. Разум во власти сердца — наибольшая ошибка, самая жестокая из всех, что любой совершает по отношению к самому себе. Рассудок теряет голос, оставляя безнадежное сердце утопать в мечте о бесконечном счастье, что однажды должна быть разрушена острым осколком разбитого розового стекла. Действительность не обязательно должна быть разочаровывающей — осколки можно подмести и выбросить, не навредив себе, но не для безнадежных мечтателей, поселившихся в собственных мыслях. Их сердца обречены на кровоточащую боль, для излечения которой нужны храбрость и сила.

Фрея обхватила лицо парня согревшимися ладонями, когда его руки опустились на её бедра. Девушка приподнялась на месте, будто была не в силах усидеть, но когда Джеймс попытался переместить её на свои колени, опустила ладонь на его грудь и совсем легонько оттолкнула, прервав поцелуй. Фрея хитро улыбнулась ему приподнятыми уголками губ, прикоснувшись к ним подушечками пальцев, чтобы убрать оставшуюся влагу.

— Чёрт, наверное, я никогда не привыкну к этому, — голос Оливера заставил Фрею вернуться на место и сложить руки на коленях. Следом за парнем в комнату вошла Дебби с подносом, где кроме чая были и сладости. — Надеюсь, мне и не придется.

Фрея вежливо поблагодарила Дебору, которая даже не кивнула ей в знак приветствия. Джеймс же бросил в Оливера раздраженный взгляд, но не сказал в ответ ни слова, когда Фрея сжала его ладонь, напоминая о просьбе не внимать колкостям брата.

Оливер расположился напротив них в кресле, что было излюбленным местом мистера Кромфорда. Любезно предложил Фрее добавить в чай три ложки сахара и налить немного сливок, как она любила. Это заставило Джеймса поймать себя на мысли, что он, не был знаком с её привычками, кроме как поправлять волосы при волнении, мять шею, оставляя на коже следы ногтей, и приглаживать юбку, даже если та была идеально ровной. Впрочем, и она, должно быть, многого не знала и о нем. Например, то, что вместо чая он предпочитал кофе.