Отвечая на вопрос мужчины о том, почему его так сильно ужасала возможность быть вместе с Фреей, Джеймс и сам не был уверен в правдивости собственных доводов. Он рассказал мистеру Клаффину о вероятности изменения девушки после начала отношений. Осознание и принятие ею признательности парня может исказить выдуманные обоими чувства, превратить их в обязанность, сковать цепями самозабвенного контроля и ревности. Самая милая девушка в отношениях меняет свое очарование на заносчивость и навязчивость, противные ему больше всего. Ей неизменно захочется большего, а потому отдавая свою любовь ей, он, в конце концов, исчерпает её всю, оставив затем обоих с разочарованием.

Джеймс не хотел в том признаваться, но по большей части ему мешали собственные убеждения, которые он не намеревался нарушать в силу собственной упрямости. В глубине его души жил страх разрушить данное себе обещание, которым он делился со многими, убеждая и себя, и окружающее общество в намерении оставаться непреклонным в своем решении не влюбляться. Джеймс не верил в любовь и доселе, невзирая на то, что привязанность к Фрее вдруг стала слишком обременительной в отношении того, что чем больше он ей противился, тем сильнее она становилась.

Он и не думал о том, чтобы быть с ней вместе, не мог себе этого даже представить. Впрочем, как и с кем-либо другим. Джеймс умел быть лишь в тех отношениях, что не обременяли ответственностью, что с Фреей было невозможно. Даже если она напрямую того не требовала, она в ней нуждалась, как и любая другая девушка. Он был крайне плох в обещаниях, особенно подобного рода, потому что они ограничивали свободу, забирали часть его самого.

— Она не так уж особенна, на самом деле, — Джеймс сжимал между ладоней охладившуюся чашку с остатками чайных листьев, прилипших ко дну. Глаза утопали в серости наружного пейзажа. — Милая, но не совсем примечательная, — он нахмурился, представляя в голове внешний облик Фреи. — Скромная и тихая, но может дать отпор, когда это потребуется, — лицо прояснилось в улыбке при воспоминании об их самой первой встрече, оставившей неизгладимо плохое первое впечатление. — Часто злиться и противиться всему, что я говорю. Любит спорить, морализировать, взывать к совести.

— Не похоже, что она не так уж особенна, — мистер Клаффин наклонился над столом, чтобы взять его кружку, которую Джеймс ему неуклюже подвинул вперед. — Ты будто не меня убеждаешь в нерешительности своих чувств, а самого себя. Мы знакомы не так уж хорошо, но позволь мне сделать вывод, — он оставил чашки у раковины, прежде чем занять свое место за столом напротив Джеймса. — Ты не похож на робкого, стеснительного парня, которого легко смутить одним неловким замечанием. Ты должно быть из тех, что уверены в собственной непоколебимости и стойкости перед всякого рода нежностями, вроде малейшей симпатии. Ты убедил себя, что всё для тебя нипочем, поскольку ничто прежде не трогало твоего сердца, которое превратилось в крепкий камень. Теперь оно сломлено тем, что ты отчаянно отрицал. Это должно быть неприятно и уничижительно, но от этого вряд ли уже избавишься. Если кто задел твое сердце, то куда намного лучше не отталкивать этого человека, а напротив возложить все усилия на то, чтобы быть с ним.

Джеймс поджал губы, внимая каждому слову мужчины. В них была доля неопровержимой правды, и любые доводы могли обернуться, в конце концов, против самого парня. Он всё ещё не был уверен, что дело зашло настолько далеко, чтобы можно было начать беспокоиться, измучивая себя глупыми мыслями, в которых всё равно не было толку. Дело было в дурацкой телеграмме, содержания которой он даже не мог предположить, забыв о ней напрочь.

— Она обручена, — произнес внезапно, когда затянувшаяся пауза заполнялась лишь приглушенными неровными ударами моросящего дождя. Джеймс изучил лицо мистера Клаффина, что оставалось непроницаемым, невзирая на его личностную историю любви, с которой он был достаточно хорошо знаком, хоть они ни разу не обсуждали её между собой. — Тем не менее, она не любит его. Я знаю это наверняка.

— Она сказала тебе об этом? — в голосе мистера Клаффина появилась заметная прохлада, которой он не мог скрыть.

— Нет, — сухо ответил Джеймс. Хотел добавить, что Фрея напротив заверяла его в своей любви к парню, с которым намеревалась убежать и обручилась против воли отца, но это сыграло бы против него самого. Было глупо убеждать мистера Клаффина в том, что заверением остывших к Джону чувств было то, что Фрея ответила на поцелуй Джеймса, шутила с ним и оставила в прошлом привычку напоминать, что ему стоило держаться от неё подальше. Это всё были сущие детали, что использовать их, как убеждение, было наивно и глупо. Он не хотел этим выгораживать себя, демонстрируя лишний раз собственное неравнодушие, что не имело значения теперь.

— Тогда тебе стоит спросить об этом у неё самой, — ответил мужчина, прежде чем откашляться, испытывая во рту сухость.

Джеймс без лишних слов понял, что с этой минуты участие мистера Клаффина обернулось против него. Он был когда-то брошенным женихом, а теперь Джеймс делился с ним тем, что стоял на пути у кого-то другого. Он даже не понял, зачем выпалил это, будто кто спрашивал. Сдержанность мистера Клаффина заслуживала уважения.

Разговор иссяк. Мужчина поднялся из-за стола, чтобы помыть посуду, а Джеймс поднялся в это время наверх. Запер окно, достал из печатной машинки бумагу. Погладил на прощание Элли, которая во сне смешно двигала лапами, будто гналась за кем-то, и спустился обратно вниз.

На улице будто стало ещё холоднее. Джеймс поднял ворот чёрного пальто, в карманах которого спрятал руки, покрасневшие почти сразу. Наклонил голову вниз, прячась от мелкой неприятной мороси, всерьёз раздумывая над словами мистера Клаффина. Поговорить с Фреей выдавалось не такой уж безумной идеей, вот только он едва мог представить, что мог бы сказать ей. Признаваться ещё было не в чем, как и убеждать в чем-либо. Поцеловать, передав через касание губ все несказанные вслух слова, или подловить невзначай, притворившись, будто того неловкого разговора не было? Оба варианта были по-своему привлекательны, вот только исполнение хоть одного из них выдавалось Джеймсу не своевременным.