Шрифт:
— Но…?
— Целительство — это не волшебство. Целительство — это возможности тела любого живого существа. Мы лишь помощники. Ни один организм не справится со смертельной раной за несколько сэтов. Если была бы возможность как-то это скрыть, то больной просто умер бы от того, что целитель не смог найти у него причины недомогания. А как же тогда внутренние болезни?
Дим откинулся на спинку дивана. Что происходит в этом мире? Чем больше он пытается найти ответы на старые вопросы, тем больше возникает новых.
Невесомо, совсем легко пальцы Олайи прошлись по его волосам. Эти горячие, ставшие такими привычными прикосновения заставили его закрыть глаза от удовольствия, позволяя стае мурашек пробежаться от шеи за самого конца позвоночника, вернуться обратно, замерев где-то на уровне макушки, изгоняя из головы все мысли.
— Тебе надо отдохнуть, — мягко произнесла целительница.
Дим попытался открыть глаза, но тяжелые веки не желали слушаться.
— Всего несколько сэтов сна.
Пальцы второй руки присоединились к первой и от висков к скулам, шеи, груди разлилось тепло, сладкой тягучей массой придавливая его к дивану, лишая всякой возможности сопротивления.
— Немного отдыха. Несколько сэтов. Тебе нужен сон. Всего лишь несколько сэтов. Сон…
Слова целительницы проникали в него, подчиняя себе.
Олайя подложила ему подушку под голову, поцеловала в уголок губ.
— Всего несколько сэтов сна, милый, еще никому не повредили.
Девушка погасила огневики и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
Глава 18
Прислужник проводил Димостэниса до кабинета, расположенного в глубине дома и почтительно распахнул дверь.
— Приветствую тебя, Димостэнис, — хозяин обители откинулся в кресле, ожидая пока он войдет. — Ждал тебя. Не возражаешь, что я так к тебе обращаюсь? Думаю, мы обойдемся без лишнего официоза.
— Это как вам будет угодно, сэй Пантерри, — сухо ответил Дим, усевшись в кресло, в которое ему указали. — Я пришел узнать, зачем вы это сделали?
Бриндан Пантерри — самый молодой из Совета Пяти, ему не было и пятидесяти. Сейчас без лишней пафосности и всего наносного в виде регалий, знаков отличий, в обычной одежде и открытым приветливым лицом, целитель выглядел даже дружелюбно.
— Что именно? — усмехнулся советник. — Прикрыл тебя перед Дайонте, не рассказав, о твоей страшной ране или потратил на тебя очень редкое противоядие?
— Предварительно угостив меня этим самым ядом. Кстати, откуда он у вас?
— У меня его нет.
— Тогда зачем вам лекарство против него?
— Чтобы спасти чью-то жизнь. Возможно твою.
Димостэнис фыркнул.
— Я его не пил.
Бриндан не удержался от ответной насмешки.
— Ты имеешь в виду ту настойку, которую я дал твоей сестре, чтобы она поила тебя? Это было всего лишь потогонное средство, чтобы выводить все последствия из твоего организма с небольшой добавкой успокоительных трав.
Дим даже не моргнул, про себя отметив, что несмотря на все дружелюбие и кажущуюся легкость общения, разговор предстоит тяжелый. Впрочем, разве он рассчитывал на что-то иное, идя в дом к одному из советников?
— Противоядие мы с Лауренте влили в тебя в первую же ночь, когда пришли к тебе. Правда, буду с тобой честен — помогло тебе не оно. Ни один шакт не выдержит столько времени, когда в его организм попадает этот яд.
— И что же мне помогло? Просветите?
— Твое серебро, — спокойно ответил Пантерри, вставая из-за стола. — И уже не в первый раз. Что-нибудь выпьешь? Вина? Бренди?
Дим отрицательно покачал головой.
— Надеюсь, не из-за опасений, что я могу тебя отравить?
— Вы надеюсь тоже, не думаете, что раз вы вдруг стали со мной откровенны, я без оглядки буду вам доверять?
Бриндан поставил на стол бутылку вина и два бокала.
— Кстати, из погребов вашего имения. Лауренте мне подарил. Я никогда не был против тебя, Димостэнис. Я всегда ждал, когда ты познаешь себя.
Дим едва сдержался, чтобы не рассмеяться советнику в лицо. Где-то он уже это слышал.
— Я знаю, — тем не менее продолжил целитель, — что ты ждешь от меня правду о своем даре. К сожалению, я мало что знаю. Только то, что он уникален и что, если пришел одаренный наделенный энергией Таллы, значит, миру это было надо. Мы целители, истинные, — не без некоторого снобизма уточнил Пантерри, — чувствуем суть стихий чуть сильнее, мы ближе к источнику мироздания, чем другие одаренные. Что же касается твоего дара, спроси у своего отца. Ведь именно он — Иланди.
— Что-то он не торопится длиться со мной секретами, — заметил Дим.