— Валяй… — безразлично ответил Шут. — Я сегодня добрый.

— Как это… — неуверенно пробубнил некромант. — Каково это, быть пожирателем душ?

— И что ты ожидаешь услышать, спрашивая меня об этом? — в голосе Флеаста вновь появился его фирменный нарциссизм. — Твой друг… — он указал пальцем на спавшего поодаль Паука. — Уже пытался выведать у меня что-то подобное…

— Да, возможно, я задаю слишком много вопросов… — некромант тут же отступил. — Я просто… Хотел знать, как это… умереть, и восстать вновь…

Такое объяснение, казалось, заинтересовало Шута, но он продолжал молчать.

— Паладины, сотни раз умирают на тропе, в бесчисленных сражениях. Но это не смерть… Лишь её тень… — Дариус сделал пас руками, будто пытаясь охватить что-то великое. — Я бы… Я бы так это назвал.

— Я не обладаю воспоминаниями о своей гибели. — спустя несколько мгновений раздумья ответил Флеаст. — Я не ведаю, каково это, «умереть по настоящему»… Ты, адепт тёмного искусства смерти, должен знать о природе своей госпожи куда больше, чем простой «страж леса». А что касается бытия пожирателем… — он на мгновение умолк. — В чем-то паладины схожи с пожирателями, даже очень… Простой смертный, ставший паладином, прошедший путь самопознания, уже никогда не станет прежним. Теперь, Орден, это его новая семья, а лордерион и Мастер… Это его новый смысл существования… Вот и пожиратели. Благословение леса… Меняет нас. Лесное святилище, куда принесли тело мёртвого фавна, становится его новым домом, а желание служить лесу… — он дёрнул головой. Послышался мерзкий хруст. — Выбивает из головы все остальные чувства и эмоции.

— Но… — некромант замялся. — Вам ведь удалось… удалось высвободится?

— Что? — хмыкнул Шут, подбрасывая вверх свой стилет. — Глупость. — раздражено бросил он. — Ты совершенно не слушаешь. Уж повторил я и не раз, одолеть проклятье не возможно… Даже я, не смогу убегать от своей судьбы вечно. — он поймал кинжал за лезвие, и всмотрелся в собственное отражение на идеально гладкой поверхности клинка. — Как древесному листу, что по осени суждено упасть на землю, так и мне, рано, или поздно, суждено вернуться в сердце сумеречного леса и остаться там навсегда… Не важно, будет ли то моим желанием или проклятие поглотит остатки моего разума окончательно.

— Печально… — задумчиво молвил юный паладин.

— Бытие пожирателем лучше, чем безвозвратная погибель. Попомни мои слова, зубами ты будешь вгрызаться в любую возможность, лишь бы не распрощаться с жизнью… — он не спеша поднялся на ноги, и сделав шаг в тень, растворился в ней, словно дым. — Лишь только… Тебе. Это не поможет.

Вокруг Вальдо не было ничего. Ни света, ни тьмы, никаких звуков или запахов, лишь глухая, бесконечная пустота. Он не видел собственного тела, словно бы его не было, но где-то там, далеко, на кончиках пальцев было блеклое ощущение холода.

«Где я?» — промелькнула первая мысль, словно пробуждение, словно первый лучик солнца в беспроглядной ночи. — «Я сплю?» — ощущение холода становилось всё ярче, к нему медленно, по крупицам возвращались отголоски воспоминаний. — «Я должен быть в башне… Я помню, как засыпал…»

Парень попробовал пошевелить руками. Он ощутил, как сокращаются мышцы, натягивается кожа… Но будто бы она была не его, он лишь управлял чьим-то телом. И тут он что есть силы пожелал открыть глаза, и тело исполнило приказ…

Вальдо лежал на холодном, влажном камне, упёршись глазами в низкий, серый небосвод. Казалось, протяни он руку, и сможет коснуться низко проплывающей грозовой тучи, что напоминала запачканную в пепле вату. Тут и там, где-то высоко вверху, за этой серой стеной вспыхивал далёкий свет… Молнии. Поразительная, но в тоже время удручающая картина, подпитываемая отсутствием солнца и холодным, безжизненным воздухом, который было тяжело вдыхать. Он никак не вязался с надвигающейся грозой.

Вальдо вспомнил, как любил грозу и дожди в его родном мире. Приятные, прохладные капли окатывают тело, смывая усталость и тоску. И дышать становится поразительно легко. Вскидывая голову, можно было ощутить, будто летишь на крыльях ветра, навстречу высоким грозовым облакам. Дождь прогонял с улиц назойливых людишек, он давал по-новому взглянуть на окружающий мир, окутанный водной пеленой и лёгким туманом…

Но ожидание дождя ничего не принесло. Тучи просто проплывали мимо, одна за другой. Сухой воздух навевал сонливость, но от холода бросало в дрожь.

Он медленно встал и покрутил головой по сторонам, осматриваясь. Ученик лорда находился посреди смутно знакомой ему лесной поляны, усеянной огромными, мерцающими изнутри валунами. Сейчас их кто-то обрисовал грубыми, незамысловатыми узорами, используя рыжего цвета глину. Сочный травяной ковёр был еле заметен за стелющимся по земле белым, как вата туманом. Окруженная стеной деревьев со стеклянными плодами на лианах. Она почти не изменилась. Сам юноша сидел в самом её центре, прямо на той массивной плите, напоминающей каменный гроб.

Пробуждение отнюдь не принесло облегчения. В глазах слегка плыло, суставы ныли, а в конечностях пульсировала тупой болью усталость. Хотелось согреться, а в голове промелькнула слабовольная мысль: «Может ещё поспать?»— но из подсознания Вальдо тут же окатил животный ужас и странная, необъяснимая уверенность в том, что если он заснёт, то второй раз проснуться ему уже не позволят.

Он тут же спрыгнул с камня, и усталость в теле моментально иссякла. Вальдо с каким-то еле заметным для себя отвращением осмотрел каменную плиту со следами сожженных свечей, но замеченное на краю зрения движение, заставило его резко обернутся.