Я то теряла сознание, то приходила в себя. Иногда начинала бредить. Мне то казалось, что кричит ребёнок, и кто-то говорит: «Это мальчик». То вновь случались схватки, и я проваливалась в небытиё. Не знаю, сколько длился этот кошмар, но мне он показался бесконечным. Простыни вокруг меня пропитались кровью, схватки сводили с ума, начались галлюцинации. Мне казалось, что я родила прекрасного мальчика, и что Ник с трепетом взял его на руки. Очередная порция боли лишила меня этого прекрасного видения.

Снова я услышала детский крик и восприняла его как очередную галлюцинацию. Но неожиданно мне на живот положили мокрое кричащее тельце. Я застонала от счастья и нежно прижала к себе ребёнка.

— Мальчик, — услышала я голос повитухи.

Я настолько измоталась, что её слова стали таять в моём сознании. Плач сына раздвоился, будто он кричал одновременно лёжа у меня на животе и лёжа на тахте. Повитуха стала копошиться в моём растерзанном теле, зашивая разрывы.

— Ничего, всё заживёт, — приговаривала она, вгоняя в плоть иглу. — Не ты первая, не ты и последняя. Такова женская доля.

Но мне было уже всё равно, что происходит со мной. Я прижимала к себе сына, еле дышала от изнеможения и счастья. Всё закончилось. Ребёнок жив и здоров. Остальное всё ерунда…

Очнулась оттого, что яркое солнце светило в лицо. Всё тело болело, я ощущала неимоверную слабость. В комнате кто-то ходил и кряхтел. Я посмотрела в сторону, откуда доносились звуки. Это была Мэри с ребёнком на руках. Она прохаживалась, покачивая его, а он недовольно кряхтел.

— Покажи мне его! — слабым голосом попросила я.

— Виктория, ты очнулась! — обрадовалась Мэри и кинулась ко мне.

Она положила малыша рядом со мной и присела на край кровати.

— Какой же он красивый, — прошептала я, чувствуя, как замирает сердце при виде малютки.

Его сморщенное личико было натурального цвета, хотя я знала, что многие детки рождаются с неестественным цветом кожи, но потом это проходило. Малюсенькие носик и губки умиляли. Глаза серо-голубого цвета были широко раскрыты, а их обрамляли длинные ресницы, а я даже не знала, что у младенцев они бывают такими.

— Виктория, твой сыночек просто чудо! Он сладко поспал, пока я меняла твою постель, обмывала тебя и переодевала. А потом мы с ним ждали, когда ты проснёшься, чтобы поесть.

— Спасибо за заботу, — растрогалась я, ощутив подступившие слёзы. — Я тебе очень благодарна.

— Да ну что ты! Не за что! — беззаботно откликнулась она. — Я рада помочь.

Малыш закрутился, и я снова посмотрела на него.

— Есть хочет, — со знанием дела сообщила Мэри.

С замиранием сердца я оголила грудь и приложила к ней губы сына. Он сочно зачмокал, смешно надувая щёчки. Я заплакала от счастья и переполнявшей меня нежности.

Материнство пошло мне на пользу. Я крепла день ото дня, чтобы самой заботиться о малыше, без помощи Мэри, но она всё равно брала на себя большую часть опеки. Уже через неделю я чувствовала себя значительно лучше. Видя это, Мэри отважилась ненадолго отлучиться. Как же нам хотелось, чтобы она могла взять с собой малыша, чтобы погулять с ним по саду, но это было невозможно.

Мэри отсутствовала недолго. Она прибежала вся взволнованная, взъерошенная, как потрёпанный кошкой воробей.

— Что случилось? — не поняла я.

— У Катрины начались роды, — сообщила она.

Я ощутила укол в сердце, но её роды не должны были никого удивлять, ведь это единственный способ разрешиться от бремени.

— Пусть небеса облегчат её муки и подарят здорового малыша, — от души и чистого сердца пожелала я. — Только почему ты такая взбудораженная, словно рожать не ей, а тебе?

— Виктория, охранника у нашей двери нет, — заговорчески сообщила она.

— Да? — не поверила я, глянув в сторону приоткрытой двери.

— А ещё я пробежалась по всем потайным коридорам замка и тоже не встретила охрану, — тяжело дыша от волнения, сообщила она.

— О, небеса! — выдохнула я, наспех кидая одежду сына на простыню, а затем стянула всё в узел и, глянув на Мэри, спросила: — Ты со мной?

— Да, — она выхватила у меня узел, и бросилась к двери.

Я подхватила малыша и помчалась следом, скинув на ходу туфли, чтобы шаги были неслышны. У двери мы приостановились, высунули головы наружу. Никого. Переглянулись.

— Разуйся, — посоветовала я, а сама приоткрыла дверь и скользнула наружу.

Мэри последовала за мной и плотно затворила за собой дверь, замкнув её на ключ, торчащий снаружи. Бесшумно, как две тени, мы мчались по дворцу, охваченному переполохом, отдалённые звуки которого доносились до нас. Мэри хорошо знала дорогу и вела меня по бесконечным тайным коридорам и лестницам. Казалось, что конца нашему бегству не будет.