Аделаида вопросительно посмотрела на эльфа, а он продолжал:

— Танец Защитника поможет тебе наложить на союзников заклинание, защищающее их от земных и водных атак…

— …которыми в совершенстве владеют почти все светлые эльфийские маги, — закончила Аделаида речь темного эльфа.

— Не только, — поправил он. — Да будет тебе известно, что магия воды при умелом использовании способна отправить к праотцам любого, даже самого хорошо экипированного воина. Поэтому навык защиты от нее никогда не будет лишним.

Аделаида тут же согласилась с важностью и этого танца, и тогда учитель спросил, знает ли она какие-нибудь заклинания сопротивления стихиям.

— Вообще-то, — немного смутилась Аделаида, — эти заклятия разучивают наши проповедники, а я в основном делала упор на излечивающие молитвы.

— Хм… — задумался учитель, размышляя над тем, как лучше объяснить основы магии сопротивления, не углубляясь в дебри.

Тут Аделаида вспомнила, что еще в Магической Школе Айнховента на Говорящем Острове преподаватели обучали всех начинающих клириков простенькому заклятию — «Сопротивление Огню». Юные боевые маги частенько пускали свои неумело скрученные огненные шары мимо чучелок, поэтому в целях безопасности каждый урок на совместной с ними тренировочной площадке все клирики начинали именно с этого наговора против огня. Она поведала об этом заклинании учителю и, продемонстрировав его — что получилось, впрочем, не с первого раза, — увидела его сияющие глаза.

— А теперь вместо огненного пламени представь разрывающийся у твоих ног водяной пузырь, повторяя фразу «Ниар Къосал», и попробуй то же самое, но с мечами, — скомандовал он, и Аделаида тут же выполнила его указания.

Результат не заставил себя ждать — танец удался.

Последним и самым сложным танцем оказался Танец Ярости. В церковной школе целителей в первую очередь учили сдерживать свой гнев, чтобы во время лечения он не сбивал высокие душевные вибрации, необходимые для использования всех исцеляющих заклятий. Больше всего времени клирики уделяли медитации, выработке способности сохранять спокойное и уравновешенное состояние духа и умению очищать свои мысли от мстительных помыслов. Здесь же, наоборот, от Аделаиды требовалось сконцентрироваться на самой сильной душевной боли, представить себе человека или ситуацию, вызывающую в ней наибольший гнев. И сначала ей показалось, что она никогда не сможет исполнить этот танец, а если и сможет, то только при наличии неотвратимой угрозы извне.

— Неужели нет ничего, что вызывало бы в тебе непримиримое негодование? — удивился учитель. — Что-то, от чего лютая ярость могла бы захватить твое сердце…

О! Что-то было! Что-то, несомненно, прожигало ее ум темными одинокими вечерами, и разрывало душу на клочки, и превращало ее из уверенной в себе добродушной женщины в злобную истеричную гарпию. Но это что-то Аделаида так старательно прятала даже от самой себя, что пустить это в мир, дать этому состоянию название и выражение было для нее чем-то вроде восстания против самих богов, создавших ее. Помедлив еще минуту, Аделаида спросила у учителя, что она должна сказать, чтобы танец получился.

— Мзлид Харенф, — низким голосом произнес тот и хотел было еще раз попробовать разъяснить ей, в каком состоянии духа следует подходить к этому заклинанию, но Аделаида уверенным жестом его остановила, после чего сконцентрировалась на самом ненавистном ей образе и исполнила танец так неистово, что ей показалось, что глаза ее налились кровью, а волосы на голове встали дыбом.

Мечи тут же блеснули красным огнем, и Аделаида, шумно выдохнув, открыла глаза и посмотрела на стоящего перед ней в ошеломлении темного эльфа.

— Что ты представила? — неуверенным голосом спросил он, когда пришел в себя.

— Я представила, — прошипела она, — как я убиваю своего отца.

Бровь эльфа слегка дернулась, глаза блеснули, и, громко захлопав, хранитель амулета поздравил его хозяйку с успешным завершением обучения.

— И это все? — растерянно спросила Аделаида, когда эльф развернулся, собираясь удалиться прочь. — Мое обучение окончено, и больше я тебя никогда не увижу?

Услышав этот вопрос, учитель снова повернул голову в ее сторону. Аделаида сделала шаг навстречу эльфу и хотела было до него дотронуться, но тот резко отпрянул. Не произнося ни слова, он минут пять стоял поодаль, а потом вдруг двумя резкими шагами внезапно приблизился к ней и заглянул прямо в глаза. Складка на лбу выдавала его крайнюю напряженность. Он взял руку Аделаиды двумя своими и держал ее с минуту, не сводя с эльфийки глаз.

— Это выше моих сил, — промолвил он наконец. — Ты ничего не поймешь сейчас… Потом… Мы встретимся, я знаю. Мы должны… Но не теперь. Теперь спи, — сказав это, он нежно прикоснулся холодными губами к ее лбу и в ту же секунду исчез в темноте пустыни.

Аделаида не понимала, почему она до сих пор здесь. Она огляделась и увидела вдали огонь, горящий в глубине пещеры, откуда она пришла. Она двинулась навстречу огню, но как бы быстро ни шла, ни на шаг не могла приблизиться к своей цели. В проходе показалась фигура Сальвии. Он бежал навстречу и что-то кричал, но она не могла разобрать слов. Земля под ногами внезапно задрожала и начала проваливаться, и, пошатнувшись, Аделаида открыла глаза.

Сальвия тряс ее за плечи и что-то причитал на своем языке. Алойвия носился вокруг, завывая.

— Ну слава богам! — тревожно выдохнув, вскричал орк. — Бужу тебя уже минут десять.

— А что случилось? — спросила Аделаида, зевая и приподнимаясь на локтях.

— Ты говорила во сне, а потом у тебя на лбу внезапно появился этот странный символ, — сбивчиво попытался объяснить орк.

— Какой еще символ? — Аделаида удивленно потерла лоб руками.

— Да он вроде как уже исчез… — пробормотал орк и снова принялся причитать: — Я-то подумал — какое-то колдовство, стал будить тебя, а ты словно неживая. Ну и испугала же меня.