— Кто вы такие? — Аделаида потянулась было рукой к одной из фей, но та резко отлетела вбок и затараторила тонюсеньким, но уверенным голоском:

— Мы слуги Ее Величества Королевы Тиминиэль. Вы не имеете права здесь находиться: это запрещено договором.

Феи заверещали и облепили гостью, не пуская дальше. Аделаида думала, стоит ли пытаться отогнать их или спокойно уйти восвояси, но тут вперед вылетела крупная фея, с ребенка ростом.

— Я — королева Тиминиэль, — ее звонкий голосок звучал, как колокольчик, и отдавался эхом в небольшом пространстве. — А ты — дочь человека и темного эльфа. Я не вижу в тебе угрозы, но это место моего покоя, и тебе не следует быть здесь.

Аделаида почтительно поклонилась и сказала, что история разделения эльфийских племен и истребления фей кажется ей трагической и что она всеми возможными силами попытается помочь волшебным существам, живущим в Зачарованной Долине, сохранить эти места такими же чудесными и мирными. Королева фей лишь покачала головой, давая женщине понять, что это невозможно. Спустя минуты гробового молчания она объяснила, что эта долина станет ее усыпальницей и местом, в котором феи будут навсегда стерты с лица земли. Силы покидали Тиминиэль, и она ждала конца в этой прекрасной озерной долине, спрятанной внутри холма.

— Посиди и полюбуйся, — Тиминиэль указала путнице на островок суши.

Аделаида вышла из воды и опустилась на мягкую лужайку, освещенную струящимся с неба светом белоснежной луны, проявившейся на небосводе. Она молча любовалась небом и его отражением в прозрачных водах озера, пока фея пела печальную тихую песню. И хоть она звучала на неизвестном ей древнем языке, сердцем Аделаида понимала каждое слово.

— Каким бы прекрасным не был создан этот мир, всему приходит конец, — когда песня была закончена, королева завела торжественную речь, обращенную к своим подданным, но Аделаиде казалось, что говорила она с ней одной. — Эпоха фей подходит к завершению. Есть те, кто сопротивляется новому, как мой преданный помощник древень Руэль или Берун… Но я чувствую, как истончаются нити гармонии на земле, как истощается волшебство рек и уходит сила подземных минералов… Но придет эра тьмы и снова отступит. Боги будут сменять друг друга, как цивилизации и королевства. Всему свое время, и это время не вечно… Эти звезды и небо… Запомните этот день. Вдохните полной грудью и побудьте в этом моменте, не размышляя ни о прошлом, ни о том, что грядет. Ведь этот миг как след на влажной глине — еще мгновение, и будет размыт по земле… Вся жизнь как один шаг…

Аделаида сидела и слушала тихие песни духов и верещание фей — колокольчики в безоблачной звездной ночи. Луна посылала свой мягкий успокоительный свет всем созданиям этого жестокого несовершенного мира. И такой покой был тогда в ее душе, что ей захотелось оставить оружие, вернуться на родину, завести семью и жить в тихом месте, наслаждаясь каждым мгновением, отведенным ей провидением, растрачивая его лишь на нежность и любовь.

Капитан охраны, сэр Эрик и даже оба молодых священника несколько раз открывали рты, чтобы что-то уточнить или сделать рассказчице замечание, но каждый раз, видимо, не найдя, что добавить, лишь продолжали молча слушать повествование обвиняемой. А Аделаида говорила и говорила, так проникновенно и самозабвенно, как только могла, и под конец ее рассказа дама в сером даже достала платок, чтобы промокнуть выступающие на глазах слезы. Светлый эльф смотрел на подсудимую с глубочайшей тоской и пониманием; даже сидящие в первых рядах воины изобразили на своем лице нечто похожее на сочувствие. И лишь господин верховный надзиратель среди всей этой компании ни разу не изменился в лице, ни один мускул на его обвислой физиономии с длинным крючковатым носом не дрогнул от рассказа обвиняемой. Напротив, дождавшись паузы, он вставил едкое замечание по поводу шикарного представления, которое устроила им подсудимая перед своей казнью.

— Неужели Вы думаете, что мы купимся на эту Вашу избранность королевой фей, существование которой можно подвергнуть большому сомнению? А то, что дерево подарило Вам волшебную рубашку… Так любой охотник может пойти в долину и за неделю набрать материалов на подобный наряд…

К радостному удивлению Аделаиды, один лишь старик-священник поддержал главного обвинителя кивком согласия. Остальные же продолжили как ни в чем не бывало смотреть на нее, ожидая продолжения, а леди Исра после речи господина надзирателя даже фыркнула, театрально закатив глаза и давая понять окружающим, что ни в грош не ставит замечание этого злобного сморчка. Судья осмотрел зал и, поняв, что вопросов больше не последует, объявил перерыв.

***

На третий день допроса Аделаида поняла, что отчаянно хочет рассказать свою историю до конца. В этом ее поддерживал и сэр Сэдрик. Слушание началось с пренеприятнейшего известия. Молодой господин Илмор, покинувший вчерашнее заседание для выяснения ситуации со странным магическим созданием, якобы обнаруженным подсудимой в компании ученого из Адена, объявившись на очередном заседании, заявил, что исследователь Мелькар действительно покинул Деревню Охотников с желанием осмотреть Пустошь, но это случилось несколько недель назад, и с тех пор от него не было никаких вестей. В связи с тем, что посланный лично господином Илмором отряд ничего подозрительного не обнаружил в том месте, где указала подсудимая, а самого Мелькара с тех пор никто не видел ни в Глудио, ни в Дионе, ни во Флоране, он был объявлен дезертиром, и по случаю его исчезновения было заведено новое дело.

Аделаида немедленно возмутилась, продолжая утверждать, что она лично видела в Пустоши монстра — гигантского наблюдателя, и Мелькар тогда сказал, что это разведчик Белефа, но судья прервал ее протест, заявляя, что с этим делом будет разбираться после своего возвращения в столицу сам лорд Оливар, в чьем дивизионе служил Мелькар.

Как только сумрак спустился на долину, Аделаида опомнилась, что пора бы ей возвращаться. Она поблагодарила фею за рассказ и песню и тронулась в обратный путь. Она брела мимо водопадов, ручьев, чутко дремлющих единорогов и неспящих деревьев, мимо сияющих небесными красками кристаллов и размышляла о жизни, ее смысле, скоротечности и жестокости. Что-то словно дрогнуло в ее душе, по телу побежали мурашки, а сердце наполнилось такой чистой энергией, словно само стало похоже на кристалл. Вокруг целительницу будто окутал мягкий шелковый серебряный кокон из светящихся нитей, и эти нити вели от нее к единорогам, деревьям, безмолвным духам и даже травам. Ей овладело неведомое до этого чувство уверенности и правильности всего происходящего, полное принятие жизни во всех ее проявлениях. И в этих размышлениях Аделаида дошла почти до самой деревни, забрав по пути Алойвию.

К своей огромной досаде, она обнаружила, что в городе праздник: на весь лес разносилась громкая музыка, а в небо то и дело взлетали брызги салютов. И это случилось именно тогда, когда она намеревалась тихонько поразмышлять перед сном. Значит, так надо. Аделаида сама удивилась своему спокойствию, которое пришло взамен привычного раздражения. Зайдя в ворота, она обнаружила там вместо Байрона другого охранника.

— Доброй ночи, — поприветствовала его путница.

Мужчина громко зевнул, почесывая затылок под шлемом.