Я открыла рот и тут же закрыла, потому что до меня медленно, но всё же дошёл вложенный в слова кайгена откровенный подтекст.

Сладкая?!

Да что ты о ceбe возомнил?

Хмельная храбрость вкупе с таким же сильно подвыпившим безрассудством полезли из меня фонтаном, и я, боднув наглого здоровяка лбом в подбородок, сердито зашипела:

– Я тебе вообще не разрешала меня целовать!

Кайген сердито рыкнул, спуская меня на пол, но не выпустил из своих лап. Ярко-синие глаза налились ночной темнотой, и мужчина спокойно и холодно произнёс:

– Думаешь, мне нужно твоё разрешение? Ты - моя жена! И если вчера я тебя не тронул, то это не потому, что ты этого не хотела, а потому что так решил я!

Зря он это сказал. Верно ведь говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Обида, злость, безвыходность, страх, накопленный за последние дни - всё смешалось в гремучую смесь, и она рванула подобно огненному файеру, лишая меня здравомыслия и приличных манер. До уровня распространяющих слухи сплетниц я ещё никогда не опускалась.

– А что так? Боишься повторить славу своего отца? Или яблоко от яблони недалеко падает?
– вскинув подбородок, задрала голову я, бесстрашно глядя в глаза мужа.

– Что?
– непонимающе нахмурился он.

– Насиловать женщин - это у вас в роду наследственное? Неудивительно, что твои предыдущие жёны предпочли жизни с тобой мир иной. Вы с Гордом поэтому такой предусмотрительный договор заключили? Боитесь, что я наложу на себя руки? А мышиный помёт вам в пирожки вместо начинки! Я из-за тебя помирать не собираюсь! Понял? Знаешь, что я решила? Я лучше сделаю твою жизнь такой же паскудной, как ты мою! И попробуй только тронь меня! Узнаешь, что такое жена - боевой маг!

Я умолкла, переводя дыхание и ожидая реакции мужа.

Он больно сжимал своими лапищами мои предплечья, смотрел в лицо, и закипающую внутри него ярость выдавали только узлы желваков, ритмично двигающихся на его скулах.

– Ну?
– окончательно нарываясь, поддела его я.
– А где же твоё излюбленное: «Молчи, женщина, а то выпорю?» Давай, заткни меня! Ты же только это и умеешь!

– Бабий рот не заткнёшь ни пирогом, ни рукавицей!
– низко выцедил из себя кайген, резко поднял меня с пола и практически швырнул на стоящую рядом кровать.
– Проспись сначала! Не протрезвеешь до вечера - я помогу!

Крутанувшись на каблуках, муж вылетел из комнаты словно кот, которому прищемили хвост, напоследок громко хлопнув дверью.

– Чурбан!
– буркнула себе под нос я и завалилась на спину, раскинув в стороны руки.

Дощатый потолок почему-то зашевелился и медленно двинулся по кругу вправо, вращаясь у меня перед глазами.

Резко перевернувшись, я уткнулась носом в меховой ворс покрывала, избавляясь от навязчивого ощущения головокружения.

Глаза вскоре налились тяжестью, стали слипаться, и прежде чем крепко уснуть, я не забыла помянуть крепким словом всех кайгенов в целом и одного синеглазого конкретно.

Чтоб я ещё хоть раз выпила их душегрейку - да ни за что в жизни!

Обидные слова магички всё ещё неприятно звенели в голове. Несправедливые, едкие.

Возможно, Бьёрн никогда и не был нежным и мягким мужем вроде Волса, но жён своих никогда не обижал, а тем более не насиловал. Противно было даже не то, что чужачка это ляпнула со злости или спьяну, а сам факт, что подобную чушь ей уже успели наплести свои же. А всё потому что по Сивильгарду упорно гуляли слухи о жестоком проступке отца, а Самого Расвальда давно не было в живых, чтобы их опровергнуть.

Бьёрн в историю с насилием и проклятьем не верил. Вернее, не хотел верить. Кому понравится считать себя выродком, появления которого не желала собственная мать?

И он искал опровержения и ответы в её комнате, в её вещах, в отпечатках её магии, которую до сих пор хранили созданные ею предметы.

Дойдя до конца коридора, Бьерн завернул за угол и, ступив на первую ступень лестницы ведущей в мансарду, замер как вкопанный. Мысль, возникшая в голове, ужалила словно змея, заполняя ядом сомнения всё тело.

Оэн вдруг подумал, что было бы в брачную ночь, не окажись на теле эринейки шрамов? Ведь разрывая на ней платье, он и не думал останавливаться.

Холодный пот прошиб спину, и Бьёрн вязко сглотнул.

Получалось, что нанесённые им девушке увечья стали всего рода знаком, удержавшим его от ошибки? Но это у него так вышло, а что, если у отца просто не было причин не завершить начатое?

Быстро взбежав по лестнице наверх, Бьёрн приложил руку к замку, открывающемуся только магией и, осторожно толкнув дверь, шагнул внутрь запретной комнаты.