Раздражение из его голоса исчезло, но полыхающий в глазах синий огонь остался.

– Единственный форпост, привязанный нашими предками магией к Звезде Вечности - это Терри-Ра!
– мрачно сообщил кайген.
– А Хель-Терри - его точная копия, созданная эринейцами лишь для того, чтобы пробить брешь в барьере. Именно поэтому раз в десять лет открывается проход во льдах! Ваши маги спрятали в фундамент цитадели воды Ситайи, используя их силу, как противовес магии барьера!

– Ты... Ты всё это выдумал, - потрясённо прошептала я, оказываясь верить в то, что услышала.

– И их я, по-твоему, тоже придумал?
– указал кивком головы на мёртвых кайгенов муж.
– Воды священного озера Ситайи являются частью созданного барьера. Заключив озеро в магический каркас, вы попросту превратили его в оружие, лишающее кайгенов силы и вытягивающее магию из этих земель! И первым ваше предательство ударило по самым слабым: женщинам, старикам и детям!

Я пребывала в растерянности и шоке. Жёсткие и уверенные слова мужа стегали словно кнуты, заставляя вздрагивать и недоверчиво трясти головой.

– И зачем, по-твоему, нам это было нужно?

Мой голос предательски дрогнул, и давно окоченевшее от холода тело лишь усиливало эту дрожь.

Кайген горько усмехнулся и, повернувшись к озеру с исцеляющей водой, тихо произнёс:

– Ирридэль не просто источник силы кайгенов, она есть само воплощение жизни. Колыбель возрождения нашей расы. Но вам наплевать, что здесь перерождаются наши души, и что это место для нас сакрально и священно. Вам нужна вечная жизнь... И не важно, что вы получите её ценой нашей.

Мои мысли путались. Бешено носились, сталкиваясь друг с другом, и в голове у меня была полная каша и неразбериха. Я уже не знала чему верить.

Цена... Он сказал о цене. Я уже это слышала, когда в халле принесли раненого ребёнка. Так вот куда муж его носил! Выходит, что за исцеление Ирридэль обязательно берёт плату?

– И какую цену ты заплатил, чтобы спасти мои ноги?

Я сглотнула тугой ком, застрявший в горле, и посмотрела в глаза мужа.

В тягостном молчании мы мерились взглядами, пока синие всполохи, отражающегося в воде света, рисовали на наших лицах волнистые узоры.

– Скажи... Пожалуйста, - переступая через вековую вражду наших народов, ставшую практически смыслом моей жизни, попросила кайгена.
– Мне необходимо знать правду.

На горле мужчины дёрнулся кадык. Лоб прочертили горизонтальные морщины. В глазах оэна Эдэрхейда я сейчас не видела ни праведного гнева, ни привычного раздражения - только накопившуюся усталость, почему-то вызывающую у меня сочувствие.

– Магия за магию, жизнь за жизнь...
– неохотно обронил он.

– меня перехватило дыхание. Я правильно его поняла?

– Ты восполняешь растраченную Ирридэль магию своей?

– Я лишь слежу за тем, чтобы баланс магии и жизни не нарушался. Это и есть предназначение Хранителя.

– Какую часть своей жизни ты отдал за меня в уплату?

Моё дрожащее сердце выбивало сбивчивый ритм, пока я в упор смотрела на мужа.

Он упрямо и гордо молчал, но я была упрямее, а потому снова спросила:

– Сколько?

– Я не знаю, - вновь превращаясь в прежнего мрачного и угрюмого медведину, рыкнул муж.
– День, неделя, год... Какая разница? Ты ведь не для этого просила меня ещё здесь остаться! Хочешь избавиться от своих шрамов? Иди!
– он кивнул в сторону озера и отвернулся.
– Я подожду.

Дышать стало больно, потому что комок слёз подкатывал к горлу, но я отчаянно боролась с желанием дать им волю.

Зачем лгать? Да, я бы очень хотела стать прежней, забыть о том, что с некоторых пор боюсь и ненавижу смотреть на своё отражение в зеркале. Но...

Не в обмен на чью-то жизнь.

Я привыкла оценивать ситуацию по действиям. И для меня поступки всегда были важнее слов. Чтобы не произошло между мной и кайгеном в прошлом, его риск и жертву ради меня сейчас я посчитала достойными уважения и благодарности, а потому, пытаясь придать собственному тону небрежность, обронила:

– Ты ошибся! Я не собиралась избавляться от своих шрамов. Они мне дороги, как память. И... если можно, вынеси меня отсюда. Я очень замёрзла.

Кайген резко развернулся. Взгляд его синих глаз на миг застыл на моём лице, словно пытался увидеть за маской, которую я на себя нацепила, мои истинные чувства.