— Что? — удивилась она.

— Твой брат совершил измену, поддавшись на уговоры Тахмаспа. Вот часть его переписки с эмиром Алеппо и самим Тахмаспом. Он осознанно нарушил наши планы с Адреасом и обрек нашу державу на страшное поражение. Да что поражение… — махнул Султан рукой. — Теперь я не уверен, что Великая порта вообще сможет устоять.

Командиры янычар молча слушали со сложными лицами.

— А тебя он объявил шлюхой, изменницей и требовал казнить за измену мужу и мне. Что, дескать, ты подбивала Андреаса взять тебя в жены и провозгласить себя Султаном.

— О Боже!.. — ахнула Михримах, явно пораженная братом.

— Вы пришли убивать своего Султана? — спросил он у командиров янычар.

— Нет, о Великий. — поклонившись, ответил самый старый и уважаемый из них. — Нам сказали, что Селима оговорили и его ждет казнь. Мы хотели лишь нижайше просить о снисхождении.

— Оговорили? — криво усмехнулся Сулейман. — Да он сам себя оговорил с головой. А теперь идите и спросите с тех, кто вам лгал, кому они служат? Мне или Тахмаспу? Кто подбивал вас на измену? Хотя это уже и не важно. Я стар… Я устал… просто устал… ужасно устал… — тихо проговорил он, опустив глаза на труп сына, а потом резко окрепнув голосом добавил: — Что стоите? Доставайте сабли и делайте что задумали! Ну?

Михримах повернулась к янычарам и жестом их отправила в казармы. Те беспрекословно подчинились.

— Ты поспешил, отец. — холодно произнесла она, когда янычары ушли.

— Не ты ли мне посоветовала купить эти письма у армянских торговцев?

— Селима подставили. Эти письма — подлог.

— С чего ты взяла?

— Андреас не продавал эти письма. Они до сих пор у него…

— ЧТО?! — вскочив воскликнул Сулейман.

— Я его поздравила с победой над эмиром Алеппо и в ответном письме он сообщил, что захватил обширную переписку как эмира, так и твоего сына, и просил прислать людей, чтобы передать ее. Хотя торговцы очень просили ее продать, но он не доверяет им и опасается очередного витка мракобесия.

Султан упал перед сыном на колени.

Несколько секунд так постоял.

И рухнул на него, зарыдав…

Сама же Михримах не прощаясь покинула раздавленного горем отца. Требовалось срочно написать письмо Баязиду и…

— Госпожа, — вежливо поклонившись произнес Патриарх Константинополя, входя в помещение к ней.

— Мне нужен твой совет, уважаемый.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Скажи, можно ли признать венчание Андрея Палеолога и Марфы Плантагенет не действительным?

— Ох… это сложный вопрос.

— Я не говорю это сделать. Я спрашиваю о возможности.

— Госпожа, — осторожно произнес Патриарх, — а нужно ли? Говорят, что у Марфы не очень крепкое здоровье…

— Это может оказаться слухами. Во всяком случае сам Андрей уверен в том, что болезни обойдут ее стороной.

— Вот даже как…

— Судя по всему он готовился к этому и запасался лекарствами да лекарями.

— Ясно. — произнес Патриарх. И чуть подумав, продолжил: — Я не знаю, правильно ли был обряд венчания, но одна лазейка есть. Прелюбодеяние. Если Марфа или Андрей пожелают, то можно будет прекратить их брак разводом из-за прелюбодеяния. Доказанного. — Сказал и вопросительно посмотрел на Михримах.

— Требуется, чтобы кто-то из них пожелал развода?

— Да.

— Иначе никак нельзя?

— Можно попытаться оспорить само таинство венчания, но это все будет очень шатко. Тем более, что они венчались в московской епархии, которая ныне нам не подчиняется. И наше недовольство будет им не интересно.

— Благодарю тебя, — задумчиво ответила Михримах.

Патриарх ушел. А она, чуть подумав, взяла лист бумаги и начала писать. Письмо. Убьют Марфу или нет — большой вопрос. Но она, как «честная женщина» должна рассказать ей все о похождениях ее мужа. А даже если и не было ничего, то это всегда можно придумать. Прекрасно зная горячий нрав этой особы, Михримах решила сыграть на ее страстной натуре, вполне типичной для кавказской женщины. Ведь Андрей в том разговоре фактически подтвердил ее происхождение. Ну, не самой Марфы, а ее души, сохранившей память, нрав и характер с прошлой жизни…

***

Генрих II Руа де Франс[1] хмуро смотрел в окно.

Погода была прекрасной.

В отличие от его настроения.

На его столе лежало донесение об очередной победе этого… Палеолога. От одной мысли о нем у Генриха сводило зубы. Наверное, только его старинные враги — Габсбурги вызывали у него большее раздражение.

Он сломал ему всю его политику.

Да и вообще — куда не ткни в современных делах — всюду уши этого «чертова кролика» торчали.

Взять те же Нидерланды. Новый король Дании Фредерик вернулся из викинга, принял корону и устроил черти что. Массовое строительство небольших и недорогих, но быстрых пиратских судов, на которых датчане стали злодействовать в Северном море. В лучших традициях викингов.

Да, у Нидерландов был огромный флот. Но торговый.

В те годы вообще ни у кого не имелось регулярного военного флота, за исключением небольшого костяка из парка «королевских» кораблей. Но таких судов всегда было мало, и они не отличались скоростью. Поэтому новые датские «драккары» действовали практически безнаказанно, неся угрозу не только нидерландским рыбакам, но и мелким торговцам. Достаточно быстрые чтобы удрать или догнать и вполне вместительные, дабы нести опасную, до зуб вооруженную команду. Эти ребята стали наводить массу шороху как в море, так и на побережье, «косплея» викингов. Высадились где-то. Ограбили по-быстрому беззащитных жителей. И деру. Пока местные власти отреагировали…