Шрифт:
Его глаза теперь могли поведать больше, чем вдруг ставшие пустотелыми, утерявшие силу выражения слова.
Она никак не переменилась. Прежняя улыбка, почти мечтательная, касалась её губ, и сходство этого лица, и улыбки, и мгновения было настолько всеобъемлющим, что ему почти удалось вспомнить.
— Не корите себя. Я всегда это знала.
Одни боги ведают, чего ему стоило не отшатнуться. Слова, сказанные им, не отражали и десятую долю того ужаса непонимания, того яростного отрицания, что он бы мог вложить в них.
Но её ответ был многократно страшнее.
Она смотрела на него глазами жертв с древнейших росписей в гротах Многоликой, гротах, чьи каменные алтари поливались и человеческой кровью. Дар, который он не мог принять. Но знал, что был должен.
— Первоисточник? — Едва сдерживаясь, он поймал её руки, после схватил за плечи. — Что вы видели?
Ощущение близости к истине сделалось нестерпимым. Демиан с проклятьем сжал виски. Голову точно кистенём разбили. Он ломился в запертые двери, воздвигнутые в его собственном разуме. Что бы они ни охраняли, он взломает их, пока от его жизни, от него самого ещё что-то осталось.
— Пров`идение не даёт ответы на все вопросы. Оно лишь указывает путь, — ровно и так знакомо отвечала хранительница. — Исход, к которому д`олжно стремиться.
— Стремиться? — Демиан сжал зубы. — Не избегнуть?
Ведьма словно задумалась. Спокойная лазурь её взгляда потемнела, выстуженно затуманилась.
— Можно попробовать, — последовал медленный ответ. — Но к чему приведёт эта борьба? — Прохладные пальцы коснулись его лица, унимая горячку. — Вы долго решали за меня. Так, как вам виделось лучше. Меньшее зло, не так ли? Оберегать на расстоянии. Но молчание — это ведь тоже ложь. — Диана покачала склонившейся головой. — И я благодарна за правду.
Происходило нечто непоправимое — они оба знали это. Они достигли предела, за которым не останется развилок и перекрёстков, и сама дорога вспять будет разрушена. И тогда останется единственный путь — к близкому краю. А дальше, дальше...
"Нет", — воспротивился кто-то в Демиане. Кто-то, готовый оставить нетронутыми замки на двери, ведущей в тайники его разума. Готовый поступиться истиной и не узнать — никогда. Никогда, пусть так, лишь бы только не подойти к черте невозврата. Продолжить странствие по дороге в никуда — в одиночестве, не с ней.
Нет — пророчеству старухи. Нет — предчувствиям, что никогда его не обманывали. Нет — льстивым нашёптываниям красавицы из "Феи" с волосами как золотая пряжа из Хозяйкиной кудели.
Нет — самой Хозяйке, что бы она ни задумала, если существует.
Диана приложила пальцы к его губам, готовым произнести это.
— С первого дня, с первого мгновения в Пределе меня вели по невидимой, но осязаемой нити. Согласно моему желанию или вопреки ему, но я знала, где моё место. Где и с кем. — Горячие губы касались её пальцев, её ладони, дыхание — запястья. — Сила или слабость в желании отвратить неизбежное? — Его нежность, нечаемая, до боли щемящая нежность обессилила её необоримей, чем весь этот разговор, потребовавший от неё всего данного ей мужества. — Не знаю, какой властью нас связали, но это глубже, дальше всякой привычной привязанности. Это было — прежде симпатии, благодарности, влечения. Что это? — Голос её, почти шепчущий, обрёл требовательную силу. — И неясные предчувствия, и все эти сны, что посылают мне, чтоб тотчас отнять... бессильный голос моего проклятого дара — я достаточно ждала ответов, но они не явились сами. Это я должна взять их в руки, в час, когда осмелюсь. У вас... у вас была война и мирные заботы, и обладание Серебряным престолом, и его проклятие. У меня не осталось ничего кроме вопросов. — Её глаза были совсем близко, властно вопрошающие, готовые увидеть глаза. — Так не может больше продолжаться.
— Да, — сказал он, покоряясь её желанию, справедливому желанию обретения истины.
И тогда тишина, невозможно долго длящаяся тишина была уничтожена призывом телларионских колоколов. Клич прокатился от края до края Белого города, всем понятный и памятный. Сигнал о нападении, о сборе. Но как бы ни надрывались, ни захлёбывались криком колокола, они не могла отменить совершённого.
Недоснившиеся сны Дианы витали у её век; невзломанные замки ждали, когда Демиан толкнёт заветную дверь и останется один на один с тайниками собственной души. Дорога без развилок и поворотов легла им под ноги — не сойти, куда бы она ни привела их.
***
Усталость опустошения, как всегда после обращения к первоисточнику, смеживала веки. Но предвкушение того, что должно случиться, не подпускало сон, проясняло взор, очищало мысли. Йолль ушла ночевать к мужу, и одиночество в пустых покоях с непривычки ощущалось особенно остро. С ней постоянно был кто-то рядом: Шерпа, Дила, Иленгар, Йолль...
Диана лежала поверх покрывала, опустив ладонь на грудь. Сердце билось ровно. Теперь, когда привычное уже ожидание разрешилось, ни к чему сомнения и метания. Она возьмёт то, чего желает. То, на что имеет право.
Эфир доносил неясные звуки, слишком отдалённые, чтобы они могли потревожить. Ко всему привычный город был устойчив к потрясениям. Как единый организм, Телларион засыпал, отдыхая после боя.
Глубь неба отражала зарево над городом. По потолку и стенам грузно проползали тени облачных громад. Распахнутыми глазами Диана прослеживала их перемещения, и разбросанную лунную мозаику, а потом повернула голову и увидела Демиана.
Появился ли он в предшествующее мгновенье или уже долго смотрел на неё, невидимый? Диана безмолвно посторонилась, освобождая для него половину постели. Вспыхнула и погасла неуместная в своей незначительности мысль: на его монашеской кровати им удалось бы устроиться вместе разве что сидя.