Шрифт:
Но Линг злится на кого-то другого.
— Где вы были? — она спрашивает синьора Фалько со смертельным спокойствием. — Его мать ненавидела его. Его отчим избивал их двоих. Он был всего лишь маленьким мальчиком.
Она отрывает свои руки от него и рычит:
— Где вы были?
— Я строил империю. Воспитывал брата Антонио. А потом у меня родилась дочь. — Синьор Фалько громко вздыхает. — Если бы я знал…
Линг встаёт, сердито глядя на него.
— Ну, вы не знали, потому что он явно не имел для вас особого значения. Не из той правильной грёбаной крови и всё такое, знаете ли.
Тут она замечает меня.
Обойдя диван, она оказывается прямо напротив моего лица и говорит со смертельным спокойствием:
— На что, бл*ть, ты смотришь, шлюшка?
Я напоминаю себе, что ей больно, она снова и снова оплакивает мужчину, которого любила, и, похоже, я не могу продолжать с ней ругаться. Вместо этого говорю тихо и искренне:
— Соболезную тебе.
Маска на её лице рушится, и вырывается слеза, скатывающаяся по её щеке, но Линг слишком гордая, чтобы позволить мне увидеть её слёзы. Когда она проходит мимо меня, она врезается своим плечом в моё, толкая меня в дверной косяк.
Неудивительно. Не то, чтобы я этого не ожидала.
Синьор Фалько оглядывается через плечо и улыбается, но улыбка не трогает его глаза. То, что сказала Линг, явно попало в него. Юлий указывает жестом войти, и я не колеблюсь. Когда сажусь рядом с ним, он обнимает меня за талию и усаживает к себе на колени. Его руки крепко сжимают меня, и я вижу, как губы синьора Фалько подергиваются, и он поддразнивает:
— Если эта Лекси чем-то похожа на Алехандру, — его глазах пляшут смешинки, — полагаю, я понимаю, почему мой сын добровольно потерял рассудок из-за такой женщины.
Юлий кивает.
— Она единственная в своём роде.
— Он…, — нерешительно спрашивает синьор Фалько, — он любил ее?
— Принял пулю за неё, — отвечает Юлий.
Я воспринимаю это как: «Конечно, он любил ее».
Синьор Фалько кивает, затем улыбается.
— И у меня есть внук?
Руки Юлия на мгновение сжимаются вокруг меня, прежде чем он ослабляет хватку, и в его голосе звучит нежность, когда он говорит:
— Ага. Его назвали в честь его папы и крестного отца. Антонио Юлий Фалько. Мы зовем его ЭйДжей. Ему четыре года, и он жутко умен.
— Ну, разве это не что-то? — Синьор Фалько улыбается, но он колеблется, и его глаза сияют. — Антонио Фалько третий.
За этим следует вдумчивое молчание.
Оно длится недолго, и Юлий его рушит:
— Дай мне немного времени. Я могу поговорить с Лекси. Посмотрим, что она думает о вашей встрече с внуком. Я уверен, что она была бы рада познакомиться с вами.
— О, нет, — заявляет синьор Фалько, качая головой. — Я не могу просить тебя об этом. Тебе придется рассказать ей о том, как я бросил сына. Скорее всего, она не захочет иметь ничего общего со мной.
Юлий кладёт руку мне на колено.
— Ты не знаешь Лекси. Она хороший человек. Дай мне поговорить с ней.
Игнорируя предложение, синьор Фалько смотрит на меня.
— Я разговаривал с Мандой вчера вечером. — Моё сердце пускается в пляс от интереса. — Она рада тому, что с тобой всё в порядке.
Глядя то на меня, то на Юлия, он спрашивает:
— Она хотела бы увидеть Алехандру сама, убедиться, что она в безопасности.
Моё сердце останавливается от волнения, когда я опускаю лицо, чтобы посмотреть на Юлия, надеясь, что ответ будет таким, которого я хочу.
Он смотрит на меня.
— Хочешь увидеться со своей подругой?
О, боже.
Я даже не могу говорить, мои губы дрожат, когда я отвечаю:
— Да.
— Я не вижу в этом проблем. — Он смотрит на Фалько с кивком. — Устрой это.
Если это какая-то дурацкая шутка, я ему это никогда не прощу. Но я просто не верю, чтобы Юлий смог сделать что-то настолько жестокое.
Благодарность накрывает меня, и я обнимаю его за шею и зарываюсь лицом в его тело, вдыхаю его, прижимаюсь к нему. Юлий принимает мою благодарность, когда нежная рука успокаивающе поглаживает мою спину вверх и вниз.
— Итак, — произносит синьор Фалько. — Что мы собирается делать с вашей ситуацией?
Легко подняв меня, Юлий вынимает что-то из заднего кармана и протягивает пожилому мужчине. Я поднимаю голову и сижу тихо, пока синьор Фалько читает бумагу.
Юлий отстраненно бормочет:
— Сообщи всем.
Хотя он кивает, синьор Фалько смотрит на меня, хмурясь, и объясняет:
— Я сделаю все, что в моих силах, но мне может быть трудно это объяснить, учитывая, что первый муж Алехандры был похоронен всего четыре дня назад.