Шрифт:
– Что с тобой, Сарыш?
– И столько заботы и тепла светилось в его глазах, что я не выдержала и выпалила ему все.
Валех выслушал меня спокойно, только несколько побледнел и все время, пока я рассказывала, курил.
Признаться, я боялась за него. Боялась, что сгоряча он сделает что-нибудь необдуманное, отчаянное.
Однако, к счастью, ничего такого не произошло.
– И ты плакала из-за слов этой шелудивой собаки?
– только и спросил он. И закурил новую папиросу.
– Валех, родной, давай переведемся на заочное отделение. Вернемся к нашим ребятам... на стройку,- стала умолять я.
– Ведь мы так хорошо жили. И не было таких мерзавцев...
– Отчего же, мерзавцы и там встречались, - ответил он.
– Забыла Меджидова и его сынка? Не-ет, бежать от подлецов постыдно. Ну, хватит об этом! Давай обедать. И поскорей. Я билеты взял на новый итальянский фильм...
– Валех, обещай, что ты ничего не сделаешь с ним?
– попросила я.
– Обещаю.
– Ты завтра подашь ему машину, как обычно...
– Подам и отвезу. И ничего с ним не сделаю, не бойся... Поработаю. А там посмотрим... Сколько денег у нас осталось?
– Рублей сто.
– Проживем...
Он разделся по пояс. Ванны и даже душа у нас не было, и после работы Валех мылся под краном. Сегодня он плескался особенно долго. Видно, таким образом успокаивал себя.
Признаться, я не ожидала от него такой выдержки. Боялась, что сразу же после моего рассказа он вскочит и побежит к Балаами. Думала удержать силой...
Валех
Знала бы Сарыкейнек, какой ценой далось мне самообладание в тот вечер!
Я собрал все свои силы, всю свою волю, чтобы не взорваться.
Сдержаться я смог, заснуть в ту ночь - нет.
Наутро, однако, я снова взял себя в руки. За завтраком даже шутил.
Но что эти муки по сравнению с тем, что я испытал, когда заехал за Балаами!
Краем глаза я видел, что и он не в своей тарелке... Боится, что Сарыкейнек мне все рассказала. Однако и здесь я оказался на высоте.
Как ни в чем не бывало поздоровался с ним. Протирая ветровое стекло, заметил:
– Ручной тормоз надо проверить. Барахлит.
Все еще опасливо посматривая на меня, Балаами сел,
– И со сцеплением что-то... Придется показать слесарю, - продолжал я.
– Ты водитель, делай все, что надо. Расходов не бойся.
– А что их бояться! Денег-то у вас куры не клюют, для вас весь мир деньги, а?
Балаами облегченно рассмеялся, и лицо его приняло обычный самодовольный вид.
– А ты, оказывается, и шутить умеешь.
– Я много что умею. Поехали?
Однако не прошло и десяти минут, как я остановил машину.
– Надо же, опять сцепление.
– Ладно, тут близко. Пешком дойду. Балаами потянулся за папкой, которая лежала, как обычно, возле меня.
– Минутку, - сказал я и из-под сиденья извлек тот маленький старинный кинжал, который остался мне как память об отце (многострадальный кинжал, в каких только переделках он не побывал на своем веку!).
– Что за шутки, парень? С ума сошел?
– ойкнул Балаами, увидев в руках у меня кинжал.
– Снимай брюки. Считаю до десяти... Раз... два... три...
– Хочешь денег - дам. Тыщу.
– Пять... шесть...
– Пять тысяч, десять!
– Семь... восемь... Кому говорю, снимай!
Взвизгнув от страха, Балаами стал стягивать брюки. Руки его не слушались, в салоне было тесно.
– Выйди из машины, снимешь там, - приказал я.
– Не позорь меня, умоляю, - заикался он.
– Пятнадцать тысяч...
– Живо!
Он вылез, огляделся по сторонам. Я сознательно остановил машину в центре, на одной из самых людных улиц.
– Двадцать тысяч, - сипло сказал Балаами и умоляюще прижал руки к жирной груди.
Прохожие озирались на нас, останавливались.
Балаами всхлипнул и отпустил ремень. Брюки упали, обнажив волосатые белые ноги и длинные, натянутые на животе трусы.
– Давай сюда!
Балаами переступил через штаны, поднял их, протянул мне.
В тот же миг я кинул его брюки на заднее сиденье и тронул машину.
– - Умоляю, дай сяду!
– вскрикнул Балаами. Люди останавливались, глазели на странного (очевидно, пьяного) толстяка в белых трусах. Смеялись.
– Будешь знать, как к чужой жене сводню подсылать!
– Я плюнул ему в лицо.
Машина рванулась с места.
Обернувшись, я увидел, как Балаами семенил по улице. В шляпе и нелепых мешковатых трусах. За ним бежали мальчишки.