Шрифт:
– Да клиенту не дала упаковку жвачек, что по акции полагались, - Рая вздохнула. – Хозяин наорал на меня. А я потом опять кому-то забыла дать. Он и взашей. Ни копейки не дал. Он специально ждал случая, чтобы выбросить без зарплаты. Как это? Экономия – мать хозяйства. Он мне и дал под зад!
– А что ты ему наговорила?
– Потом уж! Посмотрела б я на тебя, если б тебя на улицу выкинули без гроша. А хозяин знал про меня, ну, это, про зону и прочее, и не церемонился со мной. Мне ж деваться некуда, должна терпеть то, что другие не могут. Девочка для биться. Вот и отбрила его! И не жалею. И Егора этого Иваныча не жалею. Противный – сил нет.
Тут Рая примирительно улыбнулась, по-другому, чуть не по-свойски.
– А ты хороший мент, - сказала она. – Про ларёк как узнал?
– Да уж узнал!
– Оперативно работаешь, товарищ, оперативно!
– иронично затараторила Рая.
… Поздно вечером к нему в кабинет забежал Шабалин и забросал вопросами. Спрашивал он корректно, но ответов ждал нетерпеливо.
– Ни одной серьёзной улики против Замятиной, - выдавил Морозов, не желая вдаваться в дискуссии.
Шабалин аж задохнулся! Он с выражением стал декламировать монографию о колющих и режущих предметах, и Морозов вскользь слушал и заполнял рапорт для начальства.
– Воскобойникова убита ножом, не скальпелем, - коротко заметил Морозов.
Шабалин опять жестикулировать и бегать по кабинету. Он ещё прошёлся относительно внешних данных Замятиной, видя в её неухоженности главный мотив убийства – замочила из зависти! Воскобойникова моложе. И покрасивше! (На фотках видели, знаем).
Шабалин так убеждённо доказывал свою правоту, хотя сам слабо верил, что в итоге убедил самого себя. Он неожиданно замолчал и застыл на месте.
– О чём задумался детина? – поинтересовался Морозов.
– А где Мурзик?
– Дома. Нос сухой.
– Ласточкину сказать надо.
– Он по трупам – спец. А у меня собака живая пока, - развёл руками Морозов.
– Замятина грохнула Воскобойникову. А тех пятерых – умный маньяк, - заключил Шабалин.
Морозов улыбнулся. Он изучил характер своего друга и понимал, что тот уже, можно сказать, шутит.
– Конечно, всё может быть, - начал Морозов. – Но ты и сам понимаешь, что бывший зек, если ещё головой не тронулся окончательно, никак не оставит труп на месте преступления. Практически рядом с собой. И орудие преступления. Насчёт скальпеля. Как ни парадоксально, но он там случайно.
– А случайность – неосознанная закономерность! – поднял вверх палец Шабалин. – Ты сам говорил.
– Не я. Я только повторял, - отмахнулся Морозов. – То, что Замятина не всё договаривает, это так. Что-то очень интересное она знает – это тоже так. На зону её отправить – пара пустяков!
– Так что мешает? – воскликнул Шабалин.
– Поздно! – внушительно ответил Морозов. – «Бери шинель. Пошли домой».
Морозов вдруг вспомнил, как сказала ему Рая, что ко всему готова и раз её задержали, значит так надо, не досидела своё, не искупила вину, и опять задумался. Ему не хотелось заморачиваться и накручивать себе разную чушь, но он верил Рае, бывшей зечке, мокрушнице, воровке, врунье и забияке. И уважал её.
Морозову хотелось рассказать Шабалину про схимонахиню Екатерину, о которой рассказала ему Рая, но он опасался, что Шабалин его не так поймёт. «Подумает, что тронулся», - решил Морозов. А схимонахиня Екатерина не выходила у него из головы.
Схима – высший монашеский чин. «Нужно удостоиться такой чести – постриг в схиму! – рассказывала Рая. – Схимонахи непрерывно находятся в молитве, и им многое свыше открывается. Их называют и «живыми мертвецами» (отрекаются от живой жизни), и ангелами. Ещё у них много обетов, гораздо больше, чем у рядовых монахов. Поэтому схима – честь и подвиг одновременно. А игуменья мать Екатерину «раздела», то есть на время лишила звания, чтобы не зазналась, как говорят монахи: «Не впала в прелесть», и игуменья определила схимницу на кухню чистить овощи. Таким образом, её смиряли. А мать Екатерина обрадовалась! Ей было почти под восемьдесят, она болела раком, и работать в овощной ей было крайне трудно. Но она всё делала с такой любовью, что можно только диву даваться! Если бы игуменья не «раздела» Екатерину, то мы бы с ней толком и не познакомились. А так, я ей о своей жизни рассказывала, пока картошку чистили, а она меня учила молитвам разным. И она сказала, что я должна помочь одному стражнику, который сражается с демоном. Он думает, что тот страшный, а он прелестный! И все видят в нём ангела. Стражник слеп, потому что Бог не открывает ему истину, а чтобы истина открылась, надо стражнику покаяться. Ведь он убил ребёнка! Как покается – Бог откроет ему то, что он хочет знать, и правосудие восторжествует».
Морозов хотел поговорить с Шабалиным, но так и не решился.
9
«ХОСПИС»
9
Мария расстилала постель на диване в гостиной. Сегодня её первое дежурство. Она волновалась, так как с детства боялась темноты. То, что дежурство не каждую ночь, немного успокаивало.
Было уже темно. Сиделки уложили постояльцев спать. Лишь Зарина всё ещё копошилась на кухне, разбирая утварь в посудомоечной машине.
Мария переоделась в мягкий домашний халат, который служил ей верой и правдой все два года в монастыре. Халат вышаркался, но был такой мягкий и приятно ласкал тело, что она не хотела с ним расставаться и носила, закрывая глаза очевидную непрезентабельность. «Никто не видит», - убаюкивала мысль.
Мария включила огромный телевизор и максимально убавила звук. Теперь хоть каплю свободы и отдыха.
– Маш, помоги, а! – громким шёпотом позвала из кухни Зарина.
Мария поспешно встала и направилась к ней.
– Вот здесь, - показала на посудомоечную машину Зарина.
– Где? – завертела головой Мария.
– Тута.
Внезапно Зарина сунула ей в руку какой-то листок бумаги. Мария развернула и пробежалась глазами. «Осторожно! – прочитала она. – Здесь все видеокамеры с микрофонами. Нас подслушивают. Думай, что говоришь. Две сиделки работали раньше – вылетели. Арсений смотрит и наблюдает за нами в онлайн-режиме тоже. Смотрит и утром, и днём, и ночью».