Шрифт:
– Погнали, – произнёс Рассел, оглядев собравшихся.
А потом поднёс блюдце к лицу панты. «Интересно, он хоть знает, что это такое?» Вполне вероятно, что Кииран не знал. Но увидев препарат, он шумно вздохнул, приоткрыл рот, и дыхание его сразу заметно участилось. Не колеблясь ни минуты, он слизал вещество языком с поверхности блюдца и запил водой из стакана, который подал ему Рассел. Похоже, ему не нужны были знания для этого, достаточно инстинкта.
– Катализатор введён, время: шестнадцать ноль две, – констатировал ассистент и сделал запись в журнале.
– Признаки реакции влечения, – отметила Эйвери.
– Да, были. У него элькса семьдесят.
– Хорошее. Должно без осложнений всё пройти.
«Только если я справлюсь», – прозвучал предательский голос в мозгу Рассела. Велев Эйвери следить за жизненными показателями панты, он пододвинулся на кресле к операционному столу и спросил у мальчика:
– Кииран, ты любишь футбол?
– Нет, я его не смотрю, – равнодушно признался тот.
– И не играешь?
– Нет. Я люблю плавать.
– Ты уже плавать умеешь?! – поразился медик.
– Умею. У меня само получается, – похвастался панта, улыбнувшись. – Я и ныряю глубоко. Хотя мама и папа всё время боятся, вдруг я утонул.
Вспомнив о родителях, он вновь погрустнел.
– Ничего, – ободрил его Рассел. – Станешь эльксаримом – ещё лучше плавать и нырять научишься.
– Интересно, каким я эльксаримом стану? – задумчиво протянул Кииран.
– А мне уж как интересно, – искренне заметил Рассел. – Знать бы заранее, что тебе ставить. Жаль, это невозможно. А в какие игрушки ты любишь играть? Конструкторы любишь? Или роботов?
– Я в компьютер играю.
Они поболтали ещё немного о компьютерных играх, и юношу немало поразило, в какие игрушки, оказывается, играют пятилетние панты.
– …Я тогда играл… за… некроманта. А Бобби – за светлого… мага… – Кииран так воодушевлённо рассказывал о своих играх, что сам не заметил, как начал задыхаться между словами, словно устав.
Глаза его закатились на миг, а ярко окрашенные волосы слиплись от обильно проступившего на лбу пота.
– Рассел, инициация, – раздался со стороны приборов голос Эйвери.
«Как он его заболтал, однако, – изумился Кастанеда, наблюдая. – Мальчик собственной инициации по элькса-типу не заметил. Он не потратил лишних сил на переживания и слёзы – хороший ход». Отойдя, медик записал нужные данные в журнал, а потом намочил полотенце водой из-под крана и, вернувшись к пациенту, принялся сам протирать его тело от пота.
– А ты… за кого любишь… играть? – всё не унимался Кииран, словно всё ещё не замечая нарастающих симптомов.
– За паладина, – ответил ему Рассел.
– Круто…
Вдруг он сдавленно вскрикнул, прогнувшись в спине, и маленькое тельце его охватило дрожью.
– Мне жарко… Очень жарко… – тихо пробормотал он.
– Не бойся, Кииран, с тобой всё в порядке. Сейчас станет больно. Ты не пытайся сдержаться. Хочешь – кричи, хочешь – двигайся, ремни тебя удержат, – объяснил ему Рассел. – Не бойся, ты не умрёшь. У тебя хороший элькса-потенциал. Скоро всё закончится, и ты уснёшь. А когда проснёшься – будешь уже эльксаримом.
– Как Орис? – сквозь зубы выдавил панта.
– Да, вот таким.
Процесс элькса-мутации прогрессировал, и ощущения в теле Киирана становились всё более резкими и труднопереносимыми. Когда Эйвери сообщила о начавшейся секреции металлических частиц его организмом, маленький панта, на удивление, не вырывался и почти не кричал. Но смотреть на него было страшно: лицо его, несомненно, отражало всю степень испытываемого мучения. По щекам непрестанно катились слёзы. Он то приоткрывал, то вновь отчаянно зажмуривал глаза, дёргаясь и мотая головой то в одну, то в другую сторону. Время от времени мышцы его конечностей сводило судорогой, и тогда панта всё-таки вскрикивал. Орис помогал ему перенести страдание, массируя спазмированные области тела.
– Всё в порядке, не бойся, – прошептал он, склонившись над его ухом.
– Рассел, конденсация пошла, – тихо сообщила Эйвери.
– Больно… – сдавленно прохрипел Кииран, сжимая побелевшими пальцами руку эльксарима.
Выражение его детского личика было просто душераздирающим… Глядя на него, Рассел чувствовал, как болезненно сжимается в груди, и оттуда по всему телу распространяется жар. Но с ним самим, конечно же, ничего не происходило. Температура его тела, разумеется, тоже осталась нормальной. То было всего лишь сострадание… «Как он мужественно держится, – поразился он, не решаясь ничего произнести вслух. – Кто бы мог подумать, что этот капризный мальчишка…» Слёзы, катившиеся по щекам пациента, приобрели уже явственный металлический блеск.