– Вам ясно – генералу нет. Он ведь не специалист.

– Ох… Шут с тобой, главное, делай скорее. А то металл опять вырастет.

Казалось, что Флинт совершенно не беспокоится. Он выполнял свою работу чётко и хладнокровно, не мешкая и не отвлекаясь больше. Наблюдая за ним, профессор всё больше уверялся, что не зря выбрал именно этого ученика своим наследником. Он больше не теряет головы в критической ситуации. И ассистирование элькса-мутаций для него, похоже, уже стало родной стихией. «На чешую, говоришь, похоже… Скульптор. У него есть свой стиль, – оценил Кастанеда, разглядывая серебристые детали на теле пациента. – Мне бы такое и в голову не пришло».

– Эта броня стандартной конфигурации, смотри, другие детали могут отличаться от Бакки. Они одного подкласса – но всё же не копии друг друга, – предостерёг он своего ученика.

– Я вижу, вот тут на голове диффузный слой интересной формы…

Рассел принялся за изготовление очередной детали, а Эрих провёл рукой по голове панты, и на пальцах его остался целый клок бардово-красных волос.

– Всё-таки вылезают… – с сожалением заключил он.

– Ничего не поделаешь, – отозвалась Эйвери, которой Рассел как раз поручил сбрить оставшиеся волосы на голове пациента, чтобы не мешали имплантированию. – Барическая адаптация. У Бакки ведь, вспомните – две волосины. И у него едва ли будут густые. Конденсат не даёт им расти.

Профессор утвердительно покачал головой.

– Голову не трогайте, не надо! – отчаянно прокричал Кииран, увидев приближающийся к своему лбу скальпель.

Орис придержал с боков его голову, чтобы предотвратить смещение импланта.

– Потерпи, брат, немного осталось, – прошептал он.

– Больно!!! Горячо, отпустите!

Эриху до сих пор нелегко было слышать эти истошные крики пант во время операций… Несмотря на всю его долгую карьеру. При имплантировании всегда используется вдыхание радона – но это простой радиоактивный газ, он не убирает боль, а лишь отводит от неё внимание, за счёт приятного опьяняющего действия радиации на элькса-изменённый организм. Ожог горячей деталью импланта – это действительно больно, хотя такие неизбежные повреждения потом быстро регенерируют у эльксарима. Однако ждать полного остывания детали – было бы непозволительной роскошью в условиях, когда с каждой минутой промедления уровень металла в тканях организма пациента растёт за счёт непрекращающейся активной секреции, а превышение его может разрушить живые структуры. Тем более, Эрих по опыту знал, что приживление холодной детали может занимать от пяти до десяти минут времени. Непозволительно долго. Горячая деталь приживается гораздо быстрее – за считанные секунды. Он смочил под краном полотенце и обтёр тело панты, чтобы избежать излишнего перегрева тканей. «Прости…» Профессор каждый раз чувствовал вину за эту неизбежную боль.

– Профессор, у вас есть светодиоды?

Кастанеда не сразу заметил, что Рассел обращается к нему, сосредоточенно глядя в экран мониторинга.

– Должны быть здесь… А что? – Эрих придвинулся к ученику.

– Вот эти проводники… видите? Как будто светодиодная трубка должна быть, вот здесь, и вот здесь тоже… – показал на экране Рассел.

– Вижу, – согласился Кастанеда. – У Бакки было другое расположение.

– Вот сюда поставлю по числу подключений. А чем закрывать?

– Каталитом, конечно, – уверенно отвечал Эрих. – Ну не пластиком же!

– Стандартным? У нас прозрачного нет, – переспросил Рассел с сомнением.

– Ничего, осветлится.

– Вы уверены?..

– Рассел, не сомневайся. Делай. Оно осветлится, если организму так нужно.

– Ну ладно. Делаю. В конце концов, какой у нас выбор?

Когда все требуемые операции имплантирования были завершены, и пациент ушёл в бессознательное состояние – медикомеханики смогли, наконец, выдохнуть. Орису поручили отнести нового эльксарима в машину – его следовало доставить обратно на базу как можно скорее, желательно, пока генерал не заметил пропажу. Эйвери отправилась с ними, а профессор и его преемник присели передохнуть на каменных ступенях лестницы, высеченной в скале. Солнце начинало медленно клониться к закату, озаряя верхушки деревьев сиянием.

– Поздравляю с первым успешным экспериментом, Рассел, – похвалил Кастанеда своего ассистента. – Похоже, я могу на тебя положиться. Хотя, признаюсь, в тот момент, когда ему лёгкие порвало, я немного струхнул…

Флинт никак не отреагировал на похвалу из уст своего учителя, он сосредоточено глядел вдаль, сквозь древесные кроны, словно обдумывая что-то.

– Профессор, – произнёс он наконец. – Почему Милеон – панта?

Эрих поднял на него потревоженный взгляд, не убирая ладонь с пушистой головки маленького сына, который возился у его ног.

– Потому что его беременная мать провела достаточно времени в АЭИЗ, чтобы это могло получиться, – ответил он отвлечённо. – Это единственная причина мутации…

– Нет, не так. Зачем? – исправился Рассел.

– Зачем?..

– Вы что… собираетесь мутировать его? – сказал ассистент напряжённо. – Он пригоден по величине элькса-потенциала. Генерал, разумеется, не в курсе? Вы серьёзно?! Хотите использовать этого ребёнка?!

Эрих только вздохнул.

– Он инвалид! У него же… ДЦП?! – воскликнул Рассел, ужаснувшись.

– Лёгкая степень. Его жизненные функции полностью сохранны, – ответил ему Эрих. – Только двигательные нарушения, небольшая асимметрия опорно-двигательного аппарата, плюс выраженное снижение зрения. Да, он часто падает. Будто центр тяжести у него смещён кпереди. Но ничто не мешает ему успешно перенести элькса-мутацию в будущем.

– Профессор, вы вообще видели хоть одного эльксарима-инвалида? – скептически проговорил Рассел.

– Нет. И я подозреваю, что их не просто нет. Их – не может быть. Ты понимаешь, о чём я говорю? – намекнул Кастанеда.