Глава 72. Древо познания

"Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей..."

Пока Раиса подсчитывает мою выручку и терзает калькулятор, дабы выплатить проспоренные проценты, я слоняюсь по заваленному книгами помещению. Глазею. На стене обнаруживается копия лицензии на торговлю. Название фирмы, куда я столь внезапно поступил на службу, обескураживает.

– Раиса, - спрашиваю осторожно, - а вы... вы что, поначалу похоронное бюро намеревались открыть? Почему кооператив "Харон"?

Она смеется.

– Что, испугались? То-то же, будете в следующий раз знать, как наниматься на работу, не наведя справки о фирме!

– Но все-таки почему?

– А на этот вопрос, товарищ Максим, есть несколько ответов. Официальная версия, которую я всем рассказываю, гласит, что мы с компаньоном пошли регистрировать фирму, как-то не подумав заранее о том, что придется дать ей название. И вот, когда в последний момент обнаружилось, что мы понятия не имеем, как именуется наш новорожденный кооператив, Венька толкает меня в бок и просит: "Раечка, ты такая начитанная, вспомни, лапушка, какое-нибудь красивое слово, чтобы древнее было, из античности, но незаезженное, не "Гермес" какой-нибудь и не "Афродита". Давай, скорее!" И тут я, вознамерившись его подколоть, говорю ехидно: "Харон". Шучу, конечно. При этом совершенно уверена, что Венька знает, кто такой Харон: это ведь все знают. А он, отморозок, радуется, говорит: "умничка ты моя!" - и через минуту наши бумаги заполнены, печать поставлена, а я молчу, как идиотка и проклинаю попавшую мне на язык смешинку, поскольку менять что-либо уже поздно... Конечно, потом Веня пришел в себя и вспомнил, кто такой Харон.

– Это официальная версия?
– уточняю.
– А как звучит неофициальная?

– А с неофициальной подождем. Может быть, Веня сам вам расскажет. Он нас, кстати, уже ждет, а мы тут деньги считаем.

– Это вы деньги считаете, а я покорно жду благоприятного исхода... Так мне предстоит знакомство с еще одним господином и повелителем?

– Что это вас на восточные мотивы пробило? Да, конечно, Вениамин хочет с вами познакомиться. Имеет полное право знать своих сотрудников в лицо, хоть и нечасто им пользуется... Ему очень понравилась история нашего с вами знакомства. Особенно цитата из Чехова про воровство, ну и "поступил на службу к Белой Колдунье", - Венька просто пищал! "Белая колдунья", - это, знаете ли, мое студенческое прозвище: в те времена я обесцвечивала волосы и гадала по руке всем желающим. Но по сравнению с вами я, конечно, просто дурачила народ.

Я почему-то тушуюсь. От ее похвалы чувствую себя самозванцем. Фальшивособытчиком (как фальшивомонетчик создает лживые денежные знаки, не имеющие подлинной ценности, так и я порой инициирую события, которые кажутся сторонним наблюдателям чрезвычайно важными, но на деле не заслуживают внимания).

– А он, случайно, не создан для войны, этот ваш компаньон?
– спрашиваю, насильственно переключаясь на более актуальную тему.
– Может, мне все же пора в бега пускаться...

Вроде бы в шутку интересуюсь, а, с другой стороны, мне, и правда, надо это знать. Раиса отвечает вполне серьезно:

– Вряд ли Веня создан для войны. Скорее уж, наоборот. Он все-таки поэт.

– Правда?
– вежливо изумляюсь.

– Правда, правда. Только имейте в виду: я вам ничего не говорила. Он скрытничает... Вот ваши миллионы, поехали.

Скрытничающий поэт Вениамин оказался тонкокостным, худым, лысым, но очень моложавым дядей, надежно упакованным в джинсовую кольчугу. Все предметы его гардероба были изготовлены из этой ткани: рубашка, брюки, куртка, - еще ладно, но и легкие летние туфли, и сумка, и кепка, из-под которой на меня строго взирали небольшие яркие глаза, тоже словно бы выкрашенные синей краской индиго. Ни здороваться, ни, тем более, представляться он не стал, а сразу же заявил:

– Вас долго не было, я заскучал и развлекался, делая заказы. Райкины вкусы мне известны, а с вашим рационом, Максим, пришлось действовать наугад. Не знаю, любите ли вы осетрину, но я ее для вас заказал. Угадал?

– Угадали, - киваю.
– Спасибо.

(На самом-то деле, я не знаю, люблю ли осетрину, потому как до сих пор никогда ее не пробовал. Ну вот, значит, сегодня мне предстоит отяготить себя новыми знаниями... и, вероятно, новыми печалями?)

Поначалу, минут десять, я пребываю как бы под наркозом: дистанция между Максом действующим и Максом осознающим от смущения всегда увеличивается, а я чрезвычайно смущен. Я обычно легко нахожу общий язык с незнакомыми женщинами, но чертовски стесняюсь незнакомых мужчин. Сам не знаю, почему так происходит. Однако заказанный в полузабытьи джин-тоник делает свое дело: еще несколько глотков, и я смогу не только бестрепетно взирать на нового знакомца, но и контролировать тот вербальный вздор, который производит мой затмившийся от смущения рассудок...

Ага. Вот так. Теперь хорошо. Прихожу в себя, прислушиваюсь к текущему диалогу. С изумлением отмечаю, что беседа наша, между делом, принимает опасный оборот.

– Вам когда-нибудь доводилось умирать?
– спрашивает Вениамин.

Я даже поперхнулся от неожиданности, как распоследний комедийный персонаж. В джинсовых очах дознавателя светится сугубо научный интерес, выражение лица самое что ни на есть бесстрастное. Таким тоном лечащий врач интересуется: "Гепатитом болели? Аллергия на лекарства есть?" Зато Раиса над стулом приподнялась от любопытства.

– Даже не знаю, что вам на это сказать, - отвечаю, прокашлявшись.
– Врать тут глупо, а правды я и сам толком не знаю. Во сне - было дело. И не раз. А вот наяву... "Да, нет, не знаю". Нужное подчеркните. А я предпочитаю последний вариант ответа: "не знаю".

– Как такое может быть?
– меланхолично вопрошает он.

– Обычное дело. Некоторые воспоминания обманчивы: было-то оно было, а вот во сне ли, наяву ли? Не разберешь. С вами разве не случалось такое?

– Вряд ли. Я умею различать сон и явь.