Она презрительно фыркнула и отвернулась.

– Я должен кое-что спросить. – Ульрих пытался подобрать слова, хватался за чувства, однако мысли перекрывала всепоглощающая паника.

Той ночью в хижине, когда он впервые услышал стук маленького сердечка, он долго не решался пошевелиться. Ноги затекли от неудобной позы, голова гудела от мыслей, но он продолжал вслушиваться в эти приглушённые звуки.

Поначалу Ульрих был ошарашен, понимая, что совершенно не готов к такому исходу событий. Но глядя в умиротворённое сном лицо Оливии, чувствовал, что потихоньку успокаивается. Всё будет в порядке. Главное, чтобы она была жива и здорова, а об остальном он позаботится.

В одно мгновение жизнь обрела новый смысл, придя к логически верному исходу после всех этих интриг, убийств и войн. С самого детства они оба мечтали о настоящей семье, и теперь у них есть шанс её обрести.

– Ты знаешь о своём положении?

– Да, оно довольно паршивое.

– Я не об этом.

– Если ты снова собираешься лезть с попытками помочь, то мой ответ остаётся неизменным. – Она закашляла, прикрывая рот рукой. – Я справлюсь без тебя.

– Лив, – Ульрих коснулся её плеча, заставив обернуться.

– Я всё сказала! Мне не нужны твои подачки.

– Да послушай меня хоть минуту! – всплеснул он руками, повышая тон.

– Хватит! Наслушалась! – подхватила его настрой Оливия.

– Ты беременна, – сказал он вдруг так тихо, что сам едва смог расслышать эти два слова.

Но она услышала.

– Ха!

– Ты ведь не знала, да?

– Ха-ха. – Оливия уткнулась в подушку, заглушая истеричный смех. Плечи дрожали, она срывалась на кашель, но продолжала хохотать.

Ульрих растерянно наблюдал за этой картиной. Казалось, приступ лишь набирал обороты. И без того эмоционально и физически истощённая, она сейчас получила ещё один удар. Ульрих не представлял, какой силой нужно обладать, чтобы справиться с обрушившимися на её хрупкие плечи проблемами, но точно знал, что не оставит Оливию одну, как бы она ни сопротивлялась.

– Это всё? Или есть ещё какие-то дикие диагнозы? – с трудом успокоившись, спросила она насмешливо.

Оливия явно не восприняла его слова всерьёз, либо же изо всех сил старалась не верить в услышанное.

– Я бы усомнилась в квалификации твоего врача. Перепутать простуду с беременностью, так даже курсант не облажается.

– Я слышал сердцебиение… – Ульрих прикрыл глаза в попытке справиться с волнением и подобрать нужные слова. – И слышу сейчас. Тэлута лишь подтвердила мои догадки.

– Чушь, – хмыкнула Оливия, потирая переносицу.

Грудь сдавило тревожным спазмом, она искала во взгляде Ульриха отблеск сомнения, но он источал непоколебимую уверенность.

– Вот, взял для тебя, – на подушку опустилась картонная коробка. – Если не веришь моим словам, то с этим вряд ли поспоришь.

– Тест на беременность? – она покрутила в руках упаковку и ехидно улыбнулась. – Что, активно пытаетесь обзавестись потомством с той чокнутой волчицей?

– Оставлю тебя ненадолго одну. – Он проигнорировал хлёсткость её слов и направился к выходу из комнаты. – Я буду внизу.

Хотелось хлопнуть дверью или снести уродливый цветок в вазе, который, как назло, стоял на его пути. Строптивость Оливии выводила из себя, заставляла внутреннего зверя надрывно выть и царапать рёбра, но в тоже время только с ней Ульрих мог держать его под контролем, заставлять молчать, скрывать так глубоко, что возникала мысль: может, он больше не вернётся?

Гостиная была окутана ночным мраком, только пара напольных ламп освещали велюровый диван, на котором в задумчивости восседала старая волчица.

– Сказал?

Тэлута выпустила облачко сизого дыма, прежде чем отложить трубку в пепельницу на кофейном столике. Ульрих опустился в кресло напротив, откинулся на спинку и устало выдохнул.

– Не поверила?

Альфа раздражённо помотал головой.

– Давай схожу к ней. Девка упрямая, но не глупая, поймёт.

– Не нужно, тебя она точно слушать не станет.

– Да и тебе она не особо рада. Видать, сильно ты ей душу изодрал, паскудник.

– Сильно.

– Вы ещё так юны… Поверь, жизнь даст вам тысячу возможностей для прощения. Если чувства сильны, они рано или поздно заглушат боль разума.

– Боюсь, что я разрушил до основания всё хорошее, что она могла помнить.

Ульрих потянулся к бутылке виски, стоявшей тут же на столике, и вылил остатки в стакан. Тэлута внимательно следила за ним, не пытаясь перебивать.

– Знаешь, как страшно, когда самые любимые глаза смотрят на тебя с ненавистью?

– Нет, мальчик мой, всегда страшнее, когда они смотрят с безразличием.

Волчица снова затянулась, хитро поглядывая на ликанта, словно знала исход всех событий в этом пропитанном горечью мире, затем, неспешно выдохнув, добавила: