— От рук отбилась совершенно! — причитает женщина. — Ты уж нас, ради бога, прости, Дарина. Оксанка — сложный экземпляр. Это с Сереженькой трудностей не возникало, рос идеальным ребенком, а тут… полный букет.

— Ничего, я понимаю, у меня ведь есть младший брат. И он тоже с характером.

— Что за поколение потребителей…

— Не злись, Нонночка. Возраст у Оксаночки такой — трудный!

— Давай теперь все будем этим трудным возрастом оправдывать и прикрывать! — хватается за сердце.

Эх… Все это я уже где-то видела.

— Проблема на проблеме! И только ведь наказали!

— Что опять? — наконец подает голос Сережа.

— Целовалась с Петровым на крыльце! — рассказывает нехотя.

— Совсем стыд потеряла? — хмурится он.

— Вот и я о том!

— Ну так ваша вина, — заявляет Матвеев. — Мать, ну ты же учитель! А в голову заложить ей правильные установки так и не смогла.

— А не закладываются! — разводит она руками в ответ.

— Сереж, родители не всегда виноваты в поступках своих детей, — робко вмешиваюсь я.

— Всегда, Дарина! — стоит на своем.

— Я так не считаю.

— Оксана только и делает, что нас позорит. Матери уже перед коллегами неудобно. Представь, что за спиной говорят!

— Да что бы ни говорили. Это прежде всего твоя сестра.

Во мне сейчас кипит собственная обида, но все же…

— И что? — сводит брови на переносице. — Предлагаешь закрывать глаза на ее аморальное поведение?

— Ты не так меня понял. Я про то, что Оксана всегда должна чувствовать поддержку своей семьи. Что бы не случилось. Каждый имеет право на ошибку.

— Сегодня она целуется, а завтра ляжет под кого-нибудь! — сердится он, и я закрываю рот, ощущая, как предательски вспыхивают уши. — Кому потом испорченная будет нужна?

«Испорченная».

— Я не целовалась с Петровым! Это он меня поцеловал! — оправдываясь, кричит из коридора Оксана.

— Еще и подслушиваешь! — взрывается Нонна Григорьевна.

— Потому что тебе наврали! А ты привыкла верить кому угодно, но не мне!

— Вот видишь, — вскидываю бровь. — Может, все совсем не так, как кажется на первый взгляд.

— Мне странно, что ты ее защищаешь! — на лице Сергея отражается явное недовольство.

— Я не защищаю. Просто считаю, что не следует отворачиваться от девочки, так вы рискуете потерять ее насовсем, — собственные слова отзываются болью в груди. — Обозлится. Закроется. Начнет делать все наперекор.

— Ну и дура значит, — звучит равнодушно.

— Если оступится, отвернешься от нее? — задаю прямой вопрос в лоб.

— А не надо оступаться и проверять! — повышает голос Сергей. Что вообще-то для него нехарактерно…

— Давайте прекратим этот спор. Не будем портить прекрасный вечер. Дариночка, ты лучше о своей семье расскажи.

Как-то абсолютно нет желания.

— Мама и папа живут в Новосибирске. Отец работает на заводе, мама ухаживает за бабушкой. Особо нечего рассказывать… Обычная семья.

— Так хотелось бы познакомиться с твоими родителями. Выразить им свое восхищение. Такую девочку вырастили для нашего Сережи! Умную, порядочную, искреннюю! — рассыпается в комплиментах мать Сергея.

— Вы ведь меня совсем не знаете…

— Милая, — берет за руку и накрывает мою ладонь своей, — иногда достаточно пяти минут, чтобы понять, каков человек, сидящий перед тобой.

Еле сдерживаюсь от саркастичного ответа.

Как же глубоко вы заблуждаетесь, Нонна Григорьевна. Я вот, например, уже сомневаться начала по поводу того, достойна ли вашего отпрыска.

— У меня разболелась голова. Можно я прилягу?

— Конечно, дорогая. Да и время уже позднее. Засиделись мы. Идем, провожу. Я постелила тебе в гостевой спальне.

Когда спустя десять минут дверь за ней закрывается, я вздыхаю с нескрываемым облегчением. Ложусь в кровать, укрываюсь и долго ворочаюсь. То ли в колючем одеяле дело, то ли в том, что мне всегда непросто уснуть на новом месте.

Сережа заглядывает в мою комнату позже, но я бессовестно делаю вид, что крепко сплю. Даже почувствовав его губы на своей щеке.

Мысленно прокручиваю разговоры, прозвучавшие за столом, и отчего-то становится все более некомфортно находиться в этом доме…

Субботним утром помогаю Нонне Григорьевне накрыть на стол.