О Фаустине он вспомнил как бы нехотя и Кассий отметил про себя возникшую недовольную гримасу на его лице.

– Цезарь, ты слышал о парфянах? Глашатаи говорят, они взяли Артаксату, изгнали нашего царя.

– Да-да, болтают всякое. Но, дорогой Авидий, я в это не верю. Парфяне сейчас слабы как никогда. Их царь Вологез еще толком не утвердился на престоле и потом, скажу тебе по секрету…

Луций поднялся с кровати голый, неторопливо пошел к большой ванне наполненной теплой водой, ожидая, что Кассий последует за ним. Авидий про себя отметил, что несмотря на разгульный образ жизни, второй император сохранил стройность тела и мускулы, которые украшали его. Потому он и пользовался успехом у римских дам.

«Он как Феникс, ничто его не берет, – с завистью подумал Кассий. – Кажется, что разговоры и приливах крови к голове и головокружениях только для виду».

Вер поднялся по лесенке, с шумом опустился в ванну сохраняя блаженное выражение лица. От его неосторожного взмаха руки вода выплеснулась на пол. Пару молодых мальчиков принялись плавными движениями потирать ему плечи, шею, мочить волосы на голове.

– Так вот о секрете, – проложил Луций, – при дворе Вологеза у нас есть шпион, который все сообщает моему брату. А потому будь уверен, мы знаем, что творится у соседей.

– Кто же этот человек?

– Тебе я могу сказать, здесь ведь нет посторонних, – пошутил Луций и жизнерадостно засмеялся. – Это один из приближенных Вологеза его полководец Осрой.

– Хосров? – безмерно удивился Авидий. – Но ведь объявили, что он идет вместе с войском Вологеза.

– Пустяки! Болтают лишнее. Ты никому не верь, мой друг, а слушай правду из первых уст. Вологез и Осрой сейчас в Нисе и грызутся между собой как волки, которых они любят изображать с хвостами змей. Какая безвкусица! Не находишь?

– Ну, почему же? – возразил Авидий. Слова Луция его разочаровали, поскольку в поход тот явно не собирался. – У нас тоже есть культ Гликона, и там человеческая голова водружена на змеиное тело.

– Нет, нет, Гликон, то другое. Хочешь присоединиться?

Луций плескался в ванне, жестом приглашая к себе гостя. Обидеть отказом одного из первых людей империи не входило в планы Кассия. Он вздохнул, снял с себя тунику, рабы помогли освободиться от башмаков и материи, скрывающей мужское естество, и полез в ванну.

– А если Хосров предатель и обманывает нас? – все-таки задал он мучивший его вопрос.

– Ну что ты приставучий такой? Я не люблю с утра говорить об умных вещах! – Луций шлепнул ладонью по воде, брызги попали на лицо Кассию. – Если непотребные парфяне нападут на нас, то мы быстро с ним справимся, отгоним как мух от жареного барана. Я сам возглавлю войско!

– Это я и хотел услышать от тебя цезарь, – заметил Авидий отодвигаясь от Луция подальше, боясь, что тот разыграется как дитя и начнет брызгаться водой во все стороны. – С почтением прошу взять меня с собой, чтобы и мой меч послужил на славу Риму.

– В этом нет никаких сомнений, всем известно, что ты старый вояка. Я дам тебе какой-нибудь легион, тот, что будет свободен, и назначу легатом. В военных делах Марк не разбирается и вмешиваться не станет. Это, чтобы ты не сомневался. Я старых друзей ценю и помню о них.

Тем временем парфяне третий день осаждали полевой лагерь римлян. Севериан сделал неверный шаг, не оценив должным образом мощь крепостных стен Элегейи и не укрывшись за ними. А еще большую ошибку он сделал, доверившись оракулу Александра и выступив в поход. Стоило подождать подкреплений из Рима или, в крайнем случае, отойти в Сирию к наместнику Аттидию и присоединиться к его силам. Но теперь было поздно.

Тучи стрел закрывали солнце третий день подряд и конца этому не предвиделось. Из глубины парфянской территории все время подходили небольшие караваны с верблюдами, увешанными колчанами из которых торчали кончики стрел. Лучники регулярно пополняли у них свои запасы, не давая римлянам поднять головы. Стрелы со звенящим клекотом впивались в прямоугольные красные щиты легионеров, застревали в них, дрожа словно струны цитры, на которых боги войны громко пели боевые песни.

После тяжелого поражения Красса, когда облегченные римские щиты без труда пронзались железными наконечниками парфянских стрел, так что многим легионерам прибивало к ним руки будто гвоздями, нынешние выдерживали стрельбу конных лучников. И все же. Еще в первый день легион потерял приданную ему конницу, пытавшуюся отогнать подвижного врага подальше от стоянки в заросшую травой и кустарником низину. Конница была вся истреблена и теперь поле от лагеря до горизонта полнилось бездыханно лежащими трупами римских всадников и лошадей.

Несмотря на плотную стену щитов, росло и количество раненых, убитых от меткого попадания стрелков.

«Держите оборону!» – приказывал Севериан, забывший, когда спал за последние двое суток. Он только проваливался в сонное забвение на краткие мгновения и вновь приходил в себя, чтобы командовать боем. Севериан расставил шесть когорт по периметру лагеря, вокруг сгоревших в первые минуты боя походных палаток и требовал стоять как можно плотнее, не отступая под натиском врага. Но положение ухудшалось с каждым часом. К вечеру третьего дня из шести трибунов легиона в живых оставалось только двое, и один из них был Кальпурний, предлагавший войти в Элегейю.