«Пошла ты!..» — но укол совести Твин всё равно почувствовала. С чего бы это? Она ведь не с плохим умыслом, всего лишь хотела подбодрить Керса, дать ему капельку надежды на что-то хорошее. Или нет?..

«Да ты сама добродетель, погляжу, — издевательски хмыкнула Альтера. — Только не нужно мне тут хмари напускать. Ты ведь прекрасно знала, что он к тебе неровно дышит».

«И что с того?» — ничего плохого в обычном поцелуе нет…

А был ли он обычным?

«В обычном поцелуе? Да ты вся потекла, что та сучка. А как же эти ваши скорпионьи клятвы? Ты же дала обещание своему ненаглядному Семидесятому».

Да при чём здесь обещания! Она бы никогда не предала Слая. Но что тогда произошло в ту ночь? Её ведь и впрямь тянуло к Керсу, не как к брату…

«Ну всё, тебе пора», — Твин было представила защитный барьер, но отвлеклась на звук шагов.

— Не спать в карауле! — остановившись рядом, Морок прислонился к стене.

— А ты что здесь делаешь?

— Восемьдесят Третья послала на замену. Тебя принцепс хочет видеть.

— Принцес? — моргнула Твин.

— Прин-цепс! Ты что, маску себе в уши запихнула?

— Кто это такой?

— Самка ты дремучая! — Морок закатил глаза. — Советник короля, вот кто.

Твин нахмурилась, стараясь вспомнить, кто бы это мог быть. У короля ведь много советников. Хорька вроде принцепсом никто не называл. Есть казначей, которого она и охраняет, ещё какая-то там «сенешаль» и тот самый хмырь в чёрном. После арены она дважды видела его мельком. Кажется, его никто из осквернённых не сопровождал. И всё же что-то подсказывало, что это именно он.

— И где мне его найти? — деваться-то некуда, приказ есть приказ.

— Топай по коридору до упора, потом налево. Вторая дверь.

Твин благодарно хлопнула соратника по плечу и неторопливо двинулась в указанном направлении. Встречаться лицом к лицу с этим «принце-псом» хотелось меньше всего. После того, как он на неё пялился на смотре, несложно догадаться, что у него на уме. Чёртов извращенец! И вот что ей делать, если он потребует от неё того, чего обычно хотят мужчины? Следовать совету Седого?

Похоже, выводы о скучной жизни в замке слишком поспешные. И самое дерьмовое, что она ничего поделать не может. Конечно, этот принцепс ей не хозяин, но вряд ли короля волнует, кто там трахает его рабов. А вот если она посмеет поднять на ублюдка руку, то головы лишится вмиг.

Твин остановилась и, убедившись, что никого нет поблизости, врезала ногой по стене. Один раз, другой, и так до тех пор, пока пятка не заныла от боли.

«Что же ты притихла? — вызверилась она на Альтеру. — Трусливая ты тварь! Как горелым запахло, так тебя и не видать!»

«Я-то трусливая? Это у тебя все поджилки трясутся! Дай-ка угадаю: боишься, что старикан окажется лучше твоего Семидесятого?»

«Ты омерзительна!»

«Не омерзительнее тебя, подруга».

Прислонившись к стене, Твин попыталась унять бешено колотящееся сердце. Что бы ни произошло, она никогда не позволит надругаться над собой. Пускай лучше казнят, Слай поймёт…

Остановившись у нужной двери, она собралась с духом и нерешительно постучала.

— Войдите, — послышалось изнутри. Развалившись в кресле, принцепс потягивал что-то из бокала, но завидев её, тут же резко подскочил. — Прошу, проходи.

Под его пронзительным взглядом Твин невольно сжалась, готовясь к худшему. «Если прикоснётся хоть пальцем — раскрошу говнюку череп без колебаний».

Говнюк прикасаться пока не спешил. Поправив ворот белоснежной рубашки, будто тот мешал ему дышать, он натянул приторную улыбочку:

— Мы с тобой так и не успели познакомиться. Моё имя Максиан. И я искренне рад видеть тебя в полном здравии, Пятьдесят Девятая. Там, на смотре… Мне жаль, что так вышло. Но ты отважно сражалась, я был впечатлён!

Твин пожала плечами, не сводя с него подозрительного взгляда. Слишком уж дружелюбен для высокородного. С чего бы ему волноваться за какую-то там осквернённую?

— Как тебе служба в замке? — поинтересовался он, видимо, не выдержав затянувшегося молчания. — Смею предположить, довольно скучная, не так ли?

— Любое служение свободным — великая честь для осквернённого, господин.

Горестно усмехнувшись, принцепс отвёл взгляд, точно виноват в чём-то:

— Не сомневаюсь, так оно и есть.

Странный он какой-то, непонятный. Не лезет напролом, но вроде как пытается казаться участливым, будто ему не плевать, что там себе думает какая-то жалкая рабыня. Или у высокородных именно так принято жало подстраивать?

— Я могу быть вам чем-то полезной, господин? — не торчать же тут перед ним до самой ночи.