– Что ты здесь делаешь?
– спросил я, принимая табак и трубку. Серафина искала мой табак в течении трёх отрезков свечи?

– Ты хотел меня видеть, по крайней мере, так мне сказали.
– Она прислонилась к скамейке рядом со мной.
– У нас тоже есть такая рыба.
– Она указала на карпа.
– Выглядит точно также, только бледная, у неё нет глаз и есть длинные зубы.

– Тогда она не точно такая.

– Такая, только другая. Ты просто неправильно смотришь на вещи.
– Она повернулась ко мне.
– Если ты ищешь меня, тебе, без сомнения, что-то от меня нужно. Если нет, то мне лучше уйти, прежде чем ты заставишь плакать ещё и меня. Конечно, это маловероятно, но в случае с Лиандрой и Хелис тебе это удалось.

– Зачем им плакать?
– удивлённо спросил я.

Зокора покачала головой.

– Лиандра плачет, потому что ей приходится отказаться от мечты, но она уже давно это знала. Просто всё произошло слишком быстро, и она знает, что этого не избежать. Серафина плачет, потому что потеряла надежду и думает, ты её не любишь. Может мне тоже стоит начать плакать, потому что твоя глупость причиняет мне боль. Для моего народа любовь под запертом, но я всё же поняла её. Ты же, напротив, проповедуешь её повсюду, а сам слепее этой рыбы.

– Она не слепая.

Она сверкнула на меня взглядом.

– Ты ничего не понимаешь. Или просто не хочешь? Все это увидели. Лиандра первая, Наталия тоже поняла, Зиглинда узнала раньше всех. Дошло даже до меня. В тот момент, когда душа Хелис вернулась в своё тело, ты был обречён. Может ты настолько привык противостоять своему богу, что отказался принять и благословение Астарты. Ну, вперёд, посмотрим, к чему это приведёт! Но если хочешь поплакаться, не зови меня, у меня для этого нет терпения.
– Она продолжала сердито смотреть на меня.
– Я не собираюсь повторяться. Мне всё равно, что ты делаешь, но если из-за тебя все ходят так, словно их грибы заражены мукоедом, то в долгосрочной перспективе меня это тоже беспокоит. Итак, если ты хочешь от меня что-то полезное или помочь в поисках Погибели Страха, то добро пожаловать, но если просто действовать на нервы и обременять своей глупостью, держись от меня подальше.

Высказавшись, она скрылась у меня за спиной, но когда я обернулся, её уже там не было. Я посмотрел на карпа, не зная, что и думать, когда её голос снова напугал меня.

– Хелис в своей комнате отчаянно ищет этот табак. Ты мог бы её успокоить.

– Я…, - начал я и обернулся, но она уже снова исчезла, -…тебе благодарен.

– Я знаю, - сказала Зокора позади меня. Я снова взглянул назад, но её там не было.

Я посмотрел на карпа, который по мнению Зокоры, так же мало понимал в любви, как и я. Возможно, она была права. Что я мог о ней знать?

В день моего рождения началась осада моего родного города Келара. Как раз, когда я стал достаточно взрослым, чтобы называть себя мужчиной, я получил меч Сольтара и прошёл через ворота. После этого всё стало по-другому. Люди называли меня героем, и это вскружило мне голову. Мне понравилась одна девушка, и я ухаживал за ней.

Я откинулся на спинку скамейки и попытался вспомнить, как она выглядела. Я увидел перед собой её улыбку в тот момент, когда она протягивала мне яблоко, и её золотистые волосы, но так и не смог вспомнить её имени. Она родила мне ребёнка. Именно этот ребёнок умер от чумы в Верлмонте или это был его внук? Тридцать два года сэра с золотистыми волосами была моей женой. Я помнил её запах, вечера, проведённые в нашем маленьком доме, где над каминной полкой висел почти забытый Искоренитель Душ. Я помнил, как она состарилась, а я нет, как она слёзно умоляла меня не смотреть на неё, уйти и оставить её на произвол судьбы. Она, женщина с золотистыми волосами, была первой, кого я любил, а теперь я забыл её имя.

Но что я не смогу забыть, так это могилу, которую вырыл для неё среди яблонь и боль, которая почти сломила меня, когда я клал её, завёрнутую в чистый лён, под первое посаженное мной для неё дерево. Именно тогда я впервые начал ропать на Сольтара. Я выполнил свой долг, спас Келар, почему он не позволил мне уйти? Почему я не состарился и не умер вместе с ней?

Она была красивой, молодой и весёлой. Плохо было не только то, что я пережил её, но и то, что возраст на мне не отражался, и я оставался молодым, в то время как она дряхлела. Это разделило нас ещё до того, как она умерла.

Я оплакивал её потерю задолго до смерти и потерю любви, потому что знал, что она ненавидит меня за то, что я остался, тем самым напоминая об утрате молодости и красоты.

Я издал короткий резкий смешок. Она была первой и последней, кто называл меня красивым, но в то время Искоренитель Душ ещё возвращал мне юность. Когда мне исполнилось сто лет, я всё ещё выглядел как юноша, который прошёл чрез врата Сольтара.

После её смерти ничто не удерживало меня на моей старой родине. Я отправился в путь, шёл туда, куда меня гнали ветер и воля Сольтара. Когда я встречал любовь и чувствовал, что женщина вот-вот покорит мои чувства и сердце, я бежал.

Может я и забыл её имя и лицо, но боль, которую чувствовал, когда хоронил сэру с золотистыми волосами вспоминать не было надобности. Я чувствовал её ещё сегодня, она была вездесущей.

Я поклялся больше не любить. Когда после этого искал женского общества, то только там, где оно было безопасным, где я знал, что она не сможет меня удержать. Я узнал, что существует тысяча видов любви и утраты. Я вступил в ряды рыцарей Завета, которые отказывались от всего, кроме чести и долга.

Следовать правилам нашего ордена для меня было бегством, для других - призванием. Никто из них не колебался отдать свою жизнь за королевство, а когда они умерли, то гордились тем, что жили и умерли именно так. Они оставили меня в рядах мертвецов на том перевале, где я поднимался снова и снова, пока варвары не обратились в бегство.