Аркадий. Ну, у Онегина. В школе проходили?

Николай Тимофеевич. Онегина, конечно, помню, а дядю его подзабыл. Я ведь в основном рекламации, калькуляции да отчеты в своей жизни читаю. Вот если погонят на пенсию, наверстаю упущенное. (Пауза.) А вообще, больше современное люблю. Но все равно вспомним, когда будем на заслуженном отдыхе. (Пауза.) Так что у тебя с этим дядей Евгения?

Аркадий. Да как объяснить… Существует мой шеф в начале века. А век уже к концу подходит. Тут все как в том анекдоте. Не слышали? Ну, выходит из леса чудак с длиннющей бородой, спрашивает прохожего: «Скажи, парень, что, война уже кончилась?» Тот отвечает: «Сорок лет назад». Бородач плюнул в сердцах: «О, черт, а я все поезда под откос пускаю!» (Смеются. Потом пауза.) Так вот, мой шеф все поезда под откос пускает. Мы с ребятами еще два года назад принципиально новую разработку сделали. Роскошный телевизор получился — «Икар». Где там! Затерли, обхихикали, «фирмачами» обозвали.

Николай Тимофеевич. «Фирмачами»?

Аркадий. Ну да. Да таким же телевизорам цены не будет: надежность отличная, экран огромный можно будет устроить, производство автоматизируется элементарно. Ежу ясно, что это техника будущего. Вот в Японии, говорят, такие телевизоры уже как коврики на стенку вешают. Шеф говорит: «К чему из кожи вон лезть? Такие телевизоры у нас еще все равно преждевременны». А когда, спрашивается, они своевременными будут — когда весь мир на лазеры перейдет? На объемное изображение? На голографию? Мы-то хуже, что ли? А шеф мне все: не горячись, куда Сусанин завел поляков — это мы знаем, а куда нас заведут твои лазеры и голая графия… — и руками разводит. Стране, говорит, не мечтания нужны, а продукция. А у нас на старые гробы знаков качества наставят и дальше ни с места. А откуда эти знаки качества берутся? Мне ребята рассказывали — соберут в цехе партию телевизоров, один из них начальство свезет кому надо в опытную эксплуатацию без отдачи — вот вам и знак качества. А что, от этого телевизор лучше сделается?

Николай Тимофеевич. А ты погодь. Ты сплеча не руби. Молодой ты еще, брат Аркаша, горячий очень. Тебе все сразу немедля подавай. А откуда заводам тогда план взять? Из чего рабочим платить? Ведь у всех планы, везде — люди. А за невыполнение планов всех старых директоров и шефов — по шапке?

Аркадий. Ну и по шапке. В технике ведь сейчас революция идет. А в революцию многих саблей по шее, а не по шапке. А по шапке можно и перетерпеть. Понять это надо и не испугаться и принести себя в жертву научно-техническому прогрессу. Общественному прогрессу люди вон в жертву жизнь приносили, почему же советский человек не может принести свое кресло в жертву научно-технической революции?

Николай Тимофеевич. Ишь ты, кровожадный какой! Научно-техническая революция — это тебе ураган «Элизабет», что ли? Никуда он, твой научно-технический прогресс, не уйдет. Мы, люди, все дела привыкли своим носом мерить. А в жизни общества что такое двадцать — сорок лет? Мгновение, не более. Так что подожди. Не ерепенься.

Аркадий. А я, может быть, лично хочу успеть пользу обществу принести. Может быть, я не могу думать, что жизнь моя без всякой пользы для людей пронесется.

Пауза. Смотрят на покойника.

Николай Тимофеевич. А вот ты только что, брат Аркаша, насчет сознательности относительно жертв научно-техническому прогрессу говорил. Вот ты возьми и с себя начни — принеси в жертву этому самому прогрессу свое молодое зеленое нетерпение сделать все непременно сейчас, немедленно, и работай спокойно.

Пауза.

Аркадий. А мне спокойно, может быть, уже некогда. Да и жертва моя ни к чему выйдет, потому что это будет жертва регрессу. А я контрреволюционером научно-технической революции умирать не хочу.

Пауза.

Николай Тимофеевич. Ну и не унывай, брат Аркаша! С внедрением нового у нас, конечно, часто безобразие творится. И со знаком качества. Я этих перестраховщиков сам всю жизнь на дух не переношу. Для них всегда своя рубашка ближе к телу. Даже ночью, с женой. Я все это так, к примеру, чтобы малость тебя успокоить — очень уж ты горячишься. Твоя возьмет. Вот увидишь, я оптимист. Потому как, можно сказать, ровесник революции и многое успел увидеть. Я, брат Аркаша, и лютый голод помню, и холерную эпидемию, и бандитов по деревням, и неграмотность отца с матерью. Помню и день, когда наш парень первым в космос взлетел. Новое у нас всегда победит. Трудно, может, победит, но победит непременно. Говорю это тебе по своему жизненному опыту. Как на духу в последний раз. (Пауза.) А знаешь, бросай ты канитель со своим шефом и переходи ко мне на «Точмаш» работать! Правда, у меня чего-то электронно-сногсшибательного нет пока, но создадим, специально для тебя создадим проблемную лабораторию по электронике. И дерзай там на здоровье. Мне такие ребята, как твои «фирмачи», позарез нравятся. Сдадите технический проект с образцом твоего роскошного «Икара» в два раза быстрее договорного срока — две зарплаты получите, в три раза быстрее — три зарплаты, ну а в четыре — значит, четыре отвалим! Серьмягин дерзающих людей ценить умеет, это у кого хочешь на моем заводе спроси. Ну а если обмишуритесь — уж тогда не обессудь.

Аркадий. Заманчиво. Подумать надо.

Николай Тимофеевич. Конечно, подумай и скажи. Тут уж не думать никак нельзя. Вопрос серьезный. Ну ничего, решим и его. Если живы останемся. (Пауза.) Ну, а если нет — так завещай свое дело своему другу. Друг-то у тебя на работе имеется?

Аркадий. Дружить со мной непопулярно.

Николай Тимофеевич. Что так?

Аркадий. А!

Николай Тимофеевич. А все же?

Аркадий. Боятся с шефом отношения испортить.

Николай Тимофеевич. То-то я смотрю, к тебе никто не приходит. А тугрики за бюллетень как же?

Аркадий. На что мне деньги? Я здесь на всем готовом. Как у бога за пазухой. (Смеется.) А с бюллетенями… обхожусь. В прошлом месяце по почте главному бухгалтеру переслал. Он зарплату мне выпишет и на депонент пока переведет. Пусть лежат.

Николай Тимофеевич. Ну и подлецы! На депонент! Тебе же сейчас твои тугрики позарез нужны — тебе же сейчас по высшему разряду питаться надо!