Мать. Нет. Я ей первой обещала!

Двенадцатая женщина. Так если ей не подойдет? Я для дочки возьму.

Мать. Ладно. Если ей не подойдет, я сюда с плащом вернусь. Пустите ее в очередь?

Двенадцатая женщина. А мне что. Пускай идет. Иди, девушка.

Мать. Вы запомните ее хорошенько, ее пальто клетчатое, чтоб потом не забыть, и то один раз ее уже в очередь не пустили — она договорилась, ушла, а назад ее не пустили.

Двенадцатая женщина. Совести у людей нынче нет, оттого и не пустили. Я пущу. Вы меня не знаете. У Фроловой слово твердое. Кремень. Ступай, девушка.

Д е в у ш к а и М а т ь уходят.

Картина 2

Комната. Накрытый стол на двоих, электрический самовар.

Мать. Ну, вот и пришли. Устала, поди, стоявши-то?

Девушка. Устала. Я с утра стою. И к вам идти далеко все же… Я ведь на каблуках.

Мать. Скинь каблуки-то, садись отдохни маленько.

Девушка(садится). Спасибо.

Мать. Сиди, отдыхай, девушка. Чайку, может, выпьешь?

Девушка. Да нет, я посижу капельку, плащ посмотрю и побегу — я все же боюсь очередь пропустить, вдруг подвезут, а меня не будет.

Мать. Так тебе мой подойдет. Английский. Он такой же, как и французский, только воротник немного побольше. Я видела, как примеряли. Сейчас покажу. Да и от твоего места часа два, не меньше, до прилавка стоять. Налить чайку-то? Самовар вот, даже еще горячий, я из дома недавно.

Девушка. Спасибо.

Мать. Так я налью. (Наливает.) А вина немножко хочешь, согреться. Дует в магазине-то.

Девушка. Нет, вина не хочу.

Мать. Ну ладно. Дело хозяйское. Давай пальто. Я повешу пока. Двигайся к самовару поближе, а то варенье не достанешь. Это черничное. Бери безе. «Наполеон». Все сама делала. На совесть старалась.

Девушка. Спасибо.

Мать. Ты спасибо-то поменьше, а ешь побольше. Больно воспитанная ты. Одна, поди, у матери-то?

Девушка. У меня нет матери. Я сразу из детского дома в ясельки нянечкой устроилась, а вечерами в лесотехническом техникуме учусь. Там в общежитии и живу.

Мать. Вот оно как. А мать-отец где?

Девушка. Не знаю. Меня из дома младенца в детский дом отдали.

Мать. Да оно ничего, видать. Советская власть, видно, тоже не обижает — ишь ведь какая выросла: гладенькая, да румяная, и волосы вьются, ну прямо маменькина дочка. Залетка уже есть?

Девушка. Что?

Мать. Залетка, спрашиваю, уже есть?

Д е в у ш к а молчит.

Мать. Ну, залетка, дроля, хахаль, зазноба… кавалер — как вы это сейчас зовете?

Девушка(смеется). Кавалер… дроля… Я даже не поняла сначала. Сейчас так не говорят. Сейчас говорят просто — парень.

Мать. Ну, парень. Так есть?

Девушка. Парень есть. Только он не парень.

Мать. А кто ж он — девка, что ли?

Девушка(смеется). Нет, что вы. Он мужчина. Взрослый мужчина. Даже пожилой, можно сказать. Ему тридцать пять исполнилось.

Мать. Что же это ты такая хорошенькая и со стариком связалась?

Девушка. Он хоть и пожилой, а сам как маленький, хоть и женатый.

Мать. Час от часу не легче. А чего с женатым связалась — холостых мало? С женатым стариком связалась! Что тебе, парней не хватает? Никогда не поверю, чтобы у такой хорошенькой и парней было мало.

Девушка. Да бывает, ухаживают парни, в общежитие провожают, на танцы зовут — только им все равно, какая девушка, лишь бы молодая, а он только меня любит.

Мать. Любит, говоришь?

Девушка. Любит.

Мать. Значит, вот так втроем с его женой и живете?

Девушка. Зачем втроем? Он с женой не живет, да и меня не трогает.

Мать. Ну, девка, ты мне сегодня прямо чудеса рассказываешь. Я таких чудес никогда и не слыхивала. Что же вы с ним… и вместе ни разу не были?