– Хрыга, подь сюды. Забирай-ка.

Тот, кого назвали Хрыгой, сплюнул через плечо, емко выражая всю гамму собственных эмоций, но ослушаться не смел.

– Дурищь, Рунок. На кой она нам в доме?

Хрыга подошел ближе, со страдальческим вздохом наклонился и подхватил меня, в отяжелевшей от воды одежде, на руки так легко, словно я не весила ничего, и деловито пошлепал прочь. Мне было стыдно - я была вся перемазана рыжей, почти красной глиной. Она слепила волосы в сосульки буро-коричневого цвета и покрывала тело ровным слоем, будто я принимала глиняные ванны и переборщила.

Рунок топал след в след, ни на сантиметр не отклоняясь в сторону, на пути проверяя глубину топи отполированным, увесистым шестом. Именно им он тыкал меня в бок, и от шеста осталось несколько синяков, я чувствовала их под одеждой. Путь, по которому двигался Хрыга, был им обоим знаком. Он без труда пересекал места, которые незнакомому с болотом могли показаться гиблыми, а некоторые полянки, с виду вполне безопасные, обходил десятой дорогой.

Монотонное движение успокаивало ничуть не хуже материнской колыбельной, и вскоре я задремала на руках Хрыги, привалившись к прохладному, влажному плечу. Сквозь сон я слышала обрывочные бормотания моего носильщика и Рунока. Первый спрашивал, можно ли пустить меня в расход, «ежели сама помрети?» Рунок безмолвствовал, или же отзывался короткими, рубленными фразами, после которых товарищ замолкал, обиженно сопя.

Мое путешествие продолжалось.

Дорогие читатели! У автора появилась (и начинает активно развиваться собственная группа Вконтакте. Прошу подписаться, поддержать автора :)

https://vk.com/liskazki

Там можно найти много интересных вещей, которых нет на сайте.

Желаю приятного чтения!

Обжигающий отвар от трав, который капля за каплей вливался в пересохшее горло, казался настоящим зельем для пробуждения мертвых. Стоило сделать один-единственный глоток, как по жилам побежала энергия, побуждающая вскочить и стремглав нестись по болоту и лесам, в надежде отыскать что-то давно потерянное.

– Пей, детка, пей, - ласково уговаривала Даной, гладя меня по грязным волосам с нежностью и лаской. – Возвращайся к нам.

Не знаю, сколько я пробыла в беспамятстве, мечась на травяной подстилке, истекая едким потом и бредовыми видениями. В путаных и пугающих снах меня вновь преследовали Вилф и До-Ка-Ри, ледяной клинок раз за разом проникал в плоть, а я вновь и вновь умирала. Пересекать черту между миром живых и мертвых страшно только в первый раз, а потом ты ныряешь в омут с головой, надеясь на избавление от липких, ядовитых кошмаров. Облегчение приходило только на мгновение, а затем ужас накидывался вновь, до хруста сжимая клыки на измученном разуме.

Хрыга и Рунок долго двигались по болоту, а затем свернули в чащу, где сросшиеся кроны деревьев окончательно заслонили свет, но водяные прекрасно ориентировались и в темноте. К исходу дня мы оказались в деревне, затерянной среди частокола вековых исполинов-деревьев. Сама того не желая, я вернулась в лес.

Сквозь забытье я плохо помнила, что именно происходило, когда Хрыга пересекал деревню со мной на руках, чинно и официально кланяясь подходящим ближе сородичам, словно принес в дом невиданный трофей. Может, они возмущались или же раздражались восхищенными восклицаниями, кто знает? Я могла бы спросить, но как только меня разместили в темной, пропахшей сыростью лачуге, Хрыга ушел, не обернувшись, а Рунок не отличался болтливостью. Он уселся в углу, опираясь на свой шест, прикрыл глаза и притворился статуей. Я пыталась его разговорить, задавала вопросы, но, то ли он не понимал меня, то ли предпочитал прикидываться глухонемой ветошью. Вскоре мне надоело, да и силы покидали меня все стремительнее, так что я посчитала за благо помолчать.

Рассматривать в хижине было нечего: четыре пустые деревянные стены, почерневшие от старости и влаги. В противоположном углу колония плесени разрисовала стену витиеватыми узорами, кругами и треугольниками. Их я и рассматривала, когда в хижину вошло она. Женщина, горделивая и статная, озаренная теплым закатным светом, оранжево-красным. Но в мире, где царит мрак, не бывает заката, так, быть может, дело было в ее пылающей ауре? Прищурившись, я перевела взгляд на Рунок и увидела его ауру. Она была слабее, почти таяла под натиском чужой, огненно-рыжей, размытая и бледно-голубая. Я скользнула взглядом по ней, замечая как цветной силуэт, облегающий неподвижную фигуру в углу, съежился и стал плотнее.

А затем испугалась.

– Не бойся, дитя мое, - прохладная рука легла на пылающий лоб, прогоняя жар, - ты в безопасности.

Черты лица женщины утопали во мраке, и только зеленые, яркие-яркие глаза, горели мистическим огнем. Сомнения, зарождающиеся под сердцем, тут же рассеялись под влиянием ее чарующего, грудного голоса. Если бы где-то проходили поиски дамы, котороая смогла бы выразить в себе собирательный образ Богини-Матери, но ей бы стала именно она.

– Меня зовут Даной, - женщина едва заметно качнула головой, и Рунок плавно поднялся на ноги и исчез в темноте, которая плескалась в дверном проеме. Я таращилась в необыкновенную пустоту ночи за пределами более светлого, деревянного треугольника и дрожала от понимания, насколько я одинока и беспомощна.

Даной присела рядом со мной на циновку, наклоняясь, чтобы видеть мое лицо как можно лучше:

– Я помогу тебе. Позволишь?

Зелень ее глаз была куда красноречивее слов. Руку свело судорогой, но я потянулась к ней, отчаянно хватаясь на подол яркой юбки.

– Помоги…мне.

***

Не знаю, владела ли Даной магией или нет, но спустя несколько дней я убедилась, что она – настоящая волшебница. Приходила она на рассвете, покидала хижину с закатом, а в плохие ночи оставалась подле меня до самого утра, растирая мои ледяные ладони и успокаивая меня тихим пением. Она выглядела совсем как я, а значит, не относилась к племени водяных, которые меня нашли. Как она прибилась к ним?