Все бросились к горемыке Самсону, окружили, стали гладить по трясущейся голове, обнимать, слёзы утирать и тёплым одеялом укутывать.

– А где ж Анисья? Куда ты, олух, свою принцессу подевал?

– Е-е-е-э-э-э-ох-ох-ох!!! – ещё пуще принялся рыдать и убиваться леший, - Е-е-е-э-э-э-ох-ох-ох!!!

С превеликим трудом удалось выяснить, что Анисья оказалась никакой не принцессой, а пустомелей и вертихвосткой. И не было у неё никакой любви к Самсону изначально. Потому что единственное, что она в жизни любила – своё тухлое болото. А лешего просто использовала – как опору и средство быстрого передвижения. Неохота ей было самой к месту жительства прыгать, свои лапы в грязи пачкать и мозоли на них набивать.

– Вот ведь гадина! – возмутился Добрыня и, словно позабыв всё, о чём он только что с таким упоением толковал, повернулся с нравоучением к Веньке, - Ты, Вениамин Иванович, не влюбляйся никогда и ни в кого. Даже не вздумай!

Глава 5. Глупости и неразумности.

– Глупости это всё! – неожиданно заявила Матрёна.

– Что глупости? – насторожился Венька.

– Любит… не любит… плюнет… позабудет… картошка… козья ножка… вздохи при луне…

– Ну, давай теперь ты, Матрёна, - разозлился домовой, - Умную мысль скажи!

– Я уже говорила, никто не слушал.

– А ты ещё раз скажи!

– Мечта Вениамину Ивановичу нужна для полёту.

– У меня есть! – выкрикнул Венька, - Синее море!

– Нормальная нужна.

– У меня нормальная!

– Это тебе так кажется… по малолетству и неразумности. Сам не знаешь, о чём надо мечтать.

– Мечтать надо о великом, - согласился с Матрёной Добрыня.

– Хочешь, как я, водолазом стать? – заискивающе заглянула Веньке в глаза бабка Нюра, - Чтобы вместе в гидрокостюм залезть, скафандр напялить…

– Скафандр у космонавта, - возразил Добрыня, - Кстати, хорошая мысль! Может, тебе, Вениамин Иванович о космосе помечтать немножко? Или, как я, о мухах?

– Чего о них мечтать? – возмутилась бабушка Серафима, - Мух и без твоих мечтаний везде навалом!

– Так я ж мечтаю их всех перебить! Чувствуешь разницу? Ощущаешь?

Серафима разницу не ощущала и не чувствовала.

– Ты бы, Вениамин Иванович, побольше об уроках мечтал, - посоветовала она Веньке, - об оценках отличных, грамотах всяких и примерном поведении.

Предложенная Серафимой мечта была, конечно, великой и практически несбыточной. Но брать её на вооружение Веньке почему-то совершенно не хотелось.

– Может, я всё-таки про море немножко помечтаю… синее… солёное… жёлтый песок на берегу.

– Глупости! – возразила Матрёна, - Давай лучше, как я, балериной…

– Я мальчик. Какая ж из меня балерина?

– А какой из Нюрки водолаз? Тут так мечтать надо, чтобы не сбылось! В этом вся хитрость!

«Зачем тогда она вообще нужна, мечта эта? – печально подумал Венька, - Если не сбудется…»

И сразу ему стало скучно. Расхотелось летать. И мечтать. И думать о чём-либо. Он присел на крыльцо рядом с тоскующим Самсоном, привалился к его мохнатому боку и даже как будто задремал.

Глава 6. Сыр-бор и страсти-мордасти.

А вокруг в это время кипели нешуточные страсти.

Каждый спешил Веньке мечту сочинить получше и позаковырестее.

Для начала Добрыня предложил принять Веньку в общество мухобоев и даже готов был на собственные сбережения приобрести для него отличную, последней модели, мухобойку.

– «Муха кверху брюхом» называется, - объяснял всем домовой, - Ручка из ивовой лозы. Рабочая поверхность из конского волоса. Бьёт без промаха. Сама. В смысле, самонаводящаяся. Как почувствует от мухи тепловое излучение… как нагреется… как распалится…

– Сейчас я распалюсь! – пригрозила Добрыне бабка Матрёна, - Прихлопну тебя, как насекомое. Нет, чтобы путное чего выдумать!

– Что попутное? – раздалось из-за забора, от калитки, - Я как раз на станцию, за почтой. Может, надо чего по пути?

Узнав из-за чего сыр-бор, Пантелеймон с охотой подключился к общему собранию:

– Пусть он почтальоном стать возмечтает. Оформится в правлении, как положено. Будет каждый день на станцию за газетами ездить.

– А ты за него зарплату будешь получать, - усмехнулась бабушка Серафима, - Знаем мы тебя, тебе лишь бы ничего не делать, а деньгу загребать лопатой.

– Какой лопатой? – обиделся Пантелеймон, - Всего лишь маленьким совочком. Посмотри на мой костюм выходной. Даже пуговицу не на что купить. У меня и денег-то нет.