Матрёна, увидав этакое безобразие, застыла мраморным изваянием, широко раскрыв свой кривозубый рот.

Бабка Нюра, наоборот, рот захлопнула, губы крепко сжала и глаза изо всех сил зажмурила, чтобы они на такое окаянство не смотрели.

Добрыня весело потирал руки в предвкушении скандала.

Венька спрятался за Добрыню.

Тётя Груша скрылась в яблоневых ветвях, чтобы её, не дай бог, не заметили.

– Е-е-е-э-э-эх-хо-хо!!!

Самсон – а это был именно он – облетел вокруг яблони, сделал лихой вираж над сараем, чиркнул толстым животом по Матрёниной макушке и весьма довольный собой приземлился у дома, перед крыльцом.

– Е-е-е-э-э-эх-хо-хо!!! – воскликнул он в третий раз, поцеловал в макушку Анисью и обвёл присутствующих тупым влюблённым взглядом.

У Веньки от зависти аж живот свело и в боку колотьём закололо.

«Это что ж такое выходит и получается?! Какой-то Самсон… дикий леший, к тому же безмозглый… тварь болотная, упырь окаянный… а вот поди ж ты… над землёй парит, как птица невесомая… а я?!!!».

– А ты, Вениамин Иванович, тоже в кого-нибудь влюбился бы, что ли…, - как будто отвечая на невысказанный Венькин вопрос, философски заметил Добрыня.

– Зачем? – не понял Венька, - И в кого?

– Да в кого угодно! – беспечно махнул рукой домовой, - Хоть в бабку Матрёну! Или, вон, в Нюрку! Невест тут полная деревня.

Матрёна возмущённо покрутила пальцем у виска. Нюрка покраснела всем своим крошечным личиком и чуть в обморок от избытка чувств не упала. А Серафима набросилась на домового с упрёками:

– Ты чему ребёнка учишь? Любовь – это тебе не картошка!

– Ну, да, - согласился Добрыня, - у картошки крыльев нет, она не летает.

– У картошки клубни, - поделилась своими агрономическими познаниями бабка Нюра.

– И ботва, - вставила бабка Матрёна.

– А на ботве колорадский жук, - добавила Серафима.

– Вот он как раз летает, - вспомнила Нюра, - Потому как крылья имеет.

– Тьфу на вас! – рассердился Добрыня, - Разве ж Вениамин Иванович на жука похож?

– Ну, вообще-то…, - прищурив глаз, бабка Нюра пригляделась к Веньке, - Есть что-то такое… немножко…

– А при чём тут жук и Вениамин Иванович? – спохватилась Серафима.

– При том, что мы Вениамина Ивановича летать учим! Забыли? А окрыляет что? Любовь! А вы раскудахтались: жуки! картошка! Тьфу на вас ещё раз!

– Е-е-е-э-э-эх-хо-хо!!!

Самсон оттолкнулся огромными лапами от крыльца и взмыл в воздух вертикально, как ракета.

– Ква-а-а-а-ха-ха-ха!!! – весело подпрыгнула на его башке Анисья и вцепилась покрепче в густую зелёную шерсть.

– Что и требовалось доказать! – провозгласил Добрыня, проводив влюблённую парочку взглядом, - Видали, что любовь с людьми творит?!

Глава 4. Полурыба и коварная жаба.

– Ты уже и Анисью в люди записал? – усмехнулась бабка Матрёна.

И все её дружно поддержали. Потому что рассматривать жабу в таком ключе как-то не очень получалось.

– А кто такие, по-вашему, люди?! – возмущённо вскричал домовой, - Те, у кого две руки, две ноги, посередине живот для еды?!

– А если у меня две руки, а нога одна? – обиженно прозвенела из яблони Агриппина Селивёрстовна, - Я, что ли, нелюдь? Или полулюдь?

– Не нога у тебя, а рыбий хвост, - резонно заметила бабка Матрёна, - Значит, рыба ты, а не человек.

– Полурыба! – уточнила дотошная бабка Нюра, - Сверху-то она всё же с руками. Как настоящая женщина.

– Почему «как»? Я и есть настоящая! – упрямилась тётя Груша, - А хвост вообще не в счёт. Главное, чтоб душа была в человеке.

– А у тебя есть? – продолжала насмехаться Матрёна, - Где ж она? Что-то не видать отсюда.

Русалка растерянно взглянула на Матрёну, неуверенно похлопала себя по животу, по пухлым бокам.

– Сердце у меня есть! – вдруг обрадовалась тётя Груша, что-то там у себя, в русалочьем теле, нащупав и определив, - Стучит, как отбойный молоток! Кто хочет удостовериться и послушать?

– Я! – выскочил вперёд Добрыня, - Я хочу послу…

– У-у-у-у-у-у-у-ух!!! – ухнуло, пронеслось, упало из середины неба.

– Бах-х-х-х-х-х-х-х!!! – шмякнулось об землю с диким грохотом.

– Е-е-е-э-э-э-ох-ох-ох!!! – застонало, запричитало, заревело бурными рыданиями.

– Что?! Что такое?!! Что случилось?!!!