А взгляд, какой взгляд! Каждое движение настолько отточено и делается на автомате, но он смотрит внимательно и с какой-то особой любовью. А еще печально, но совсем чуть-чуть. Как смотрят на удаляющийся берег моря, когда снова садятся в плацкартный вагон.

Уголок вправо. Свернуть вниз, отвернуть влево. Расправить. Бабочка.

– Вот, возьмите!

– Это какая-то метафора?

– Вроде того. Летать ведь можно и не в реальности, вам ли не знать? – он подмигнул и кивнул на лежащий в стороне скетчбук.

– Э-э-э. Спасибо?

Она взяла легкий кусочек бумаги. Почему-то стало немного легче.

– Как тебя хотя бы зовут? – голос прозвучал даже слишком громко.

Он рассмеялся.

– Артур.

По диагонали. Еще раз. Вогнуть внутрь края. Треугольник.

Девяткино сдвигается к Политехнической. Оттуда осторожно подвигается к Лесной.

Уголок вправо. Свернуть вниз, отвернуть влево. Расправить.

Ух, это оказалось немного сложнее. Теперь от Лесного проспекта изгибом к Чернышевской. И там крошечная складка, сразу к набережной – не такой заполненной, как на Ваське, отлично подходит. Лучше места подумать вечером в одиночестве и не придумаешь.

Из пальца капнула кровь. Порезался. Он облизнул ранку и накинул рюкзак. Потом, подумав, снова сел на траву. Развернул фантик и засунул в рот леденец.

Погрузился в воспоминания.

Ноги будто сами принесли Тин на набережную.

Тихо. Совсем тихо. И небо будто продолжение воды. Почему-то вдруг стало так легко дышать.

Он родился здесь, в этом городе. С самого детства мальчишка с золотыми кудрями улыбался и пытался изучить и попробовать все вокруг. Воспитывал его в основном дедушка – университетский преподаватель физики. Отец – инженер постоянно пропадал на работе. Друзей у него было мало, сверстники относились к нему с осторожностью, важный отец с хмурым лицом всегда их пугал, а сам Артур с чудными задачками от дедушки ужасал еще больше.

Город тогда тоже был совсем другой. Не было неоновых вывесок и модных кофеен, электросамокатов и толп туристов. Было спокойнее, медленнее. Пышечная на Конюшенной, походы в ТЮЗ, катание на теплоходе. Тогда еще современный и прямо-таки инновационный физфак. Сидение на задней парте на лекциях, восторженный взгляд на эксперименты.

А еще было много-много книг. Они были не такие яркие, как сейчас. У всех почти одинаковые обложки, да и достать их было куда труднее. Но на мансарде, в квартире их семьи был огромный, забитый книгами до отвала шкаф. Там были зеленые томики Ландау-Лифшица, собрание сочинений Тургенева, целая полка фантастики, любимые дедушкины Стругацкие. И головоломки – много-много всяких книг, вроде «Занимательных задач по математике» или «Шахматных головоломок».

Как-то раз, дожидаясь заваривавшего чай дедушку с кухни, Артур увидел совсем новую книгу, с непонятными символами на обложке. Открыл. Там было множество схем, пунктирных полосок, сплошных линий. Артур тут же сел, взял какой-то лист из ящика дедушкиного стола и стал пробовать. Поначалу бумага плохо ему подчинялась, но он быстро вошел во вкус и свернул своего первого журавлика.

Тогда совершенно внезапно все и началось.

Сев на краешек стула за дедушкином столом и достав очередной ненужный приказ, он привычным движением свернул лист пополам. И почувствовал пространство. Его плавные линии, натянутость вокруг зданий и вмятины вокруг озер. А еще, что его тоже можно сгибать.

Пространство. Пространство-время. Он знал, что оно может искривляться, дедушка рассказывал ему о парадоксе близнецов, показывал на одеяле и апельсинах тяготение звезд.

Но мог ли он предположить, что можно складывать его, как оригами? Ни за что.

Он пробовал и пробовал. Попадал в школу за минуту. Перемещался с Дворцовой на Петроградку. Как-то раз даже оказался в Выборге и потом долго добирался домой, так как свернуть пространство так же еще раз у него не вышло.

Но он быстро учился. И никому ничего не говорил. Как-то раз лишь пытался показать дедушке, но тот только посмеялся, даже попав в магазин из дома с одного шага. Он настолько часто витал в собственных мыслях, что для него и обычные путешествия проходили вне времени.

К концу школы он один раз даже бывал в Москве. Это была долгая комбинация осторожных складок и последовательных перемещений. Земля – шар, ее пространство – сфера, и сворачивать его просто пополам и диагонали на больших расстояниях было невозможно, иначе в итоге произойдет что-то явно не слишком хорошее. Но он чувствовал, что при должной практике можно оказаться и у пояса Астероидов.

И все же города ему хватало. Для Артура после приобретения нового дара он стал абсолютно живым. Он чувствовал каждый его уголок, каждый проспект, каждый переулок. Он мог с закрытыми глазами дойти от Спортивной до Политехнической, несмотря на дороги и светофоры. Он ощущал каждое движение в нем, потому что Петербург (Ленинград) для него был не просто скоплением зданий и памятников, для него он был организмом, реки и залив были его кровью, мосты – костями, а люди – клетками, составляющими живую материю его плоти. Артур же стал его сердцем, его чувствами.