Рюмка за рюмкой, и дядюшка становился все веселее и разговорчивее. Головин выпил всего один раз, но увлеченный таким приятным занятием самозванец не обращала на это внимания.

Когда дядюшка начал громогласно хохотать, размахивать руками, и топать здоровой ногой об пол, я поняла, что нужная кондиция достигнута.

– Леонид Яковлевич, дорогой, может, вы блинков с мясом хотите? – спросила я, на что мужчина возмущенно ответил, посмотрев на меня осоловелым взглядом:

– Да вы что, голубушка! Какой я вам Леонид Яковлевич?! Семеном Гавриловичем меня кличут! Колодкин Семен Гаврилович! Я играл в комедиях! И вы бы видели, как я играл… «Акт о царе перском Кире и о царице скифской Томире» чего стоит!

– Да вы комедиант, батюшка… - Павел уже веселился вовсю. – Что ж вы так наследили, любезный?

– Я не комедиант! Я – актер! – самозванец резко встал, вскинув руку, но не удержался на ногах и снова рухнул в кресло. Через секунду раздался оглушительный храп.

Наше семейство спокойно отправилось спать, зная, что «великий актер» никуда не денется. А под утро, когда раздались крики, мы с Павлом рассмеялись, примерно представляя, что происходит.

В гостиной разыгралась целая трагедия. Колодкин Семен Гаврилович истерично топал ножкой, потом пытался прорваться к двери, у которой стоял Захар, но поняв безуспешность своих попыток, ловко забрался на окно, несмотря на короткую ногу.

– Я выпрыгну! Я разобьюсь! Не сметь меня трогать!

– Семен Гаврилович, во-первых, окна закрыты. А во-вторых, падать-то недалеко. В сугробе побарахтаетесь, на том и закончится. – Головин присел в кресло, насмешливо наблюдая за растрепанным актером «больших и малых театров», – Слезайте, давайте поговорим.

– Бить будете? – мужчина не спешил покидать подоконник. – Ежели что, у меня здоровье плохое! Забьете, кто станет Агафью Акимовну кормить? Супружница моя, единственна-а-ая!

– Будет вам ерундой маяться. Никто вас бить не собирается. По крайней мере, пока, – Павел указал глазами на кресло. – Слезайте и садитесь.

Мужчина не двинулся с места, но когда Захар направился к нему, быстро соскочил на пол.

– Не подходи, сам я! Сам!

– Господи… как это у Потоцкой хватило ума прислать сюда это чудо? – прошептала Таня.

Глашка, стоящая рядом деловито протянула:

– Да… фуфлыга* и хухря**… чего с него взять?

– Бесстыдница! Быстро за самоваром беги! – шикнула на нее нянюшка, а потом, вздохнув, произнесла: - Хухря и есть…

Семен Гаврилович бочком приблизился к креслу и сел на самый краешек, готовый сорваться в любую минуту.

– Не виноват я! Ей Богу ни в чем моей вины нет! – он смотрел на Головина горящими глазами. – Меня заставили! Принудили самым бессовестным образом! Оттого, что воскресным вечером я, будучи пьяным, лобызался с Парашей Митюниной, меня сюда прислали! Иначе моя дорогая супружница была бы поставлена в известность, после чего мне хоть в гроб ложись! Не знаете вы норова моей Агафьи Акимовны! Строга, ой, строга баба!

– Кто прислал? Потоцкая? – уточнил муж, но актер покачал головой.

– Нет, сынок ее! Барин Потоцкий! Все девки театра в его койке побывали! – он обернулся и жалобно произнес: - Простите меня, барышни. Вы бы не слушали такие речи…

Ну, в общем, все начинало проясняться. Александр таскался с актрисками самого низкого пошиба. Там и нашел этого немолодого любителя лобызаться… Немного шантажа, чуток денег, и актёришка у него в руках. Только вот поспешил барин, и его лазутчик оказался слишком уж слабым, да жадным к водке.

*«Чтобы унизить неприятного мужчину, женщины на Руси могли назвать его "фуфлыга" что означало "невзрачный хилый мужичонка». Фуфлыгой также на Руси называли любителей жить за чужой счет. Сам глагол фуфлыжничать имел значение «шататься без дела, нахлебничать».

**Неаккуратный, вечно растрепанный человек мог получить обидное прозвище «хухря» от глагола хухрить, то есть растрепывать, клочить».

– И что прикажете с вами делать, Семен Гаврилович? – Павел задумчиво смотрел на мошенника, а тот трясся от страха.

– Помилуйте, барин! На коленях вас прошу! – мужчина действительно рухнул на колени и пополз к мужу, подволакивая ногу. – Не губите!

– Господи, да что вы творите! Встаньте немедленно! – раздраженно произнес Головин, поднимаясь с кресла и отходя в сторону, чтобы не дать схватить себя за ноги. – Действительно театр одного актера!

Захар поднял причитающего актера за воротник и вернул его на место.

– Сиди уж, окаянный, иначе привяжу!

– Что Потоцкий приказал вам? Зачем он послал вас сюда? – Павел спросил это строгим голосом, в котором звучала угроза. – Отвечайте.

Я никогда не видела мужа таким. Он гневался, но это была холодная ярость, не имеющая ничего общего с желанием причинить физическую боль. Головин контролировал себя, и от этого вызывал у самозванца еще больший страх.

– Он сказал, чтобы я выведал, что в усадьбе творится, чем живут барышни. А еще он просил разведать, есть ли в доме черный ход! – Семен Гаврилович трясся всем телом, вызывая у меня приступ отвращения. Что за гадкий человек!