– Иду, дядька Захар! – раздался звонкий голос, и вскоре перед нами возник лохматый прохвост с молочными усами над верхней губой. – Утро доброе, барышни!

Ванька поклонился и оскалился, демонстрируя щербатый ряд зубов.

– Пошли с нами, разговор есть, - я подмигнула ему. – Сурьезный.

Отойдя подальше от людей, мы озвучили мальчишке свою просьбу, и тот восхищенно протянул, вылупив глазища:

– Вы хотите в табор пробраться? Ух ты… Еще и в мужской одеже? Вот это да-а-а…

– Сможешь достать? – Таня нетерпеливо оглянулась. – И держи язык за зубами. Понял? Нам нужно туда попасть, пока у дома охраны нет. Как только Захар мужиков поставит усадьбу сторожить, незамеченными нам выйти не удастся!

– Достать смогу, – Ванька оглядел нас хитрым взглядом и шмыгнул веснушчатым носом. – Клянитесь, что меня с собой в табор возьмете! Страсть хочу цыганского медведя увидеть! Говорят, он пляшет под музыку, а еще носит жилет расшитый и портки!

– Нет! – отрезала я. – Ты не можешь с нами идти!

– Тогда одежу сами ищите, - мальчишка показал нам язык и отскочил в сторону. – Вот так вот.

– Я кому говорю! – рявкнула я, надвигаясь на него. – Выпорю!

– Меня даже Степан поймать не может, а вы и подавно не поймаете! – маленький засранец весело закрутился на одной пятке и отскочил еще дальше. – Шустры-ы-ы-й я-я-я!

– Ну, зараза… - Танька тяжело вздохнула, обреченно глядя на меня. – Придется брать. Иначе не уговорим.

– Ладно, пойдешь с нами, - все-таки согласилась я, и Ванька радостно подбежал к нам.

– Опосля завтрака приходите в конец огорода! Я вас там буду ждать!

Он умчался, отсвечивая грязными пятками, а мы рассмеялись. Парнишка был очень уж милым и колоритным.

Вернувшись домой, мы первым делом отправились проведать нашего ночного гостя и застали его в практически добром здравии. Головин выглядел бледным, под его глазами залегли темные круги, но он уже приветливо улыбался, глядя на нас. Его одежда была вычищена и отутюжена.

– Доброе утро, Павел Михайлович, - поздоровалась я, отмечая, что даже после приступа он не растерял своей зрелой привлекательности. – Как вы себя чувствуете?

– Вашими молитвами, мои дорогие спасительницы, - ответил мужчина, поправляя лацканы сюртука. – Если бы не ваша забота, кто знает, как бы все обернулось.

– Это нужно Захара благодарить, – Таня внимательно наблюдала за ним, словно при свете дня можно было разглядеть то, что скрывала темнота ночи. – Он вас нашел и привез сюда.

– Несомненно. Я обязательно отблагодарю этого человека, - согласился Головин. – Он не будет обижен.

Ну, это мне показалось довольно благородным с его стороны. Если представить на его месте Потоцкую, то вряд ли бы она вообще вспомнила о простом мужике.

– Я слышал, что барыня Потоцкая в попечители к вам метит? – вдруг спросил мужчина, будто прочитав мои мысли. – Так ли это?

– Нам никто об этом официально не заявлял, но мы тоже наслышаны о ее стремлениях сделать нашу жизнь прекраснее, - насмешливо ответила я. – Вот только нас никто не спрашивает, хотим ли мы этого.

– А никто и не спросит. В наше время в вашем возрасте замуж можно, а вот имуществом распоряжаться не смей… - Головин с искренним сожалением посмотрел на нас. – Ей земли нужны, тут и дураку понятно. А еще и заводик к рукам прибрать. Как бы ее не возносили, но человек она нехороший, это я вам точно говорю. Сталкивался с ее «добротой».

– А разве заводик цел еще? – вырвалось у меня, и я испуганно замолчала. Разве дочери барина Засецкого не знали, как обстоят дела с заводом? Хотя… Судя по тому какими они были глупыми и недалекими, то и неудивительно, что не знали. Зачем им это, если на уме наряды да женихи?

– Чего с ним станется? Батюшка ваш как положил начало, так он и стоит, хозяйственных рук дожидается. Мужики охраняют имущество, чтоб не растащили, – Головин казалось, не удивился моему вопросу. – Там несколько деревянных зданий по двадцать сажень длиною и по восемь сажень шириною… Шесть печей, две разводные для закалки изделий, три гончарные и шесть амбаров для склада посуды и материалов. Я там был перед… перед… смертью вашего батюшки.

Вот так дела… Значит на заводике и оборудование имеется? А это уже совершенно другой расклад… Естественно, мы с Таней совершенно ничего не смыслили в стекольном производстве, но и дарить такое добро Потоцкой тоже не собирались.

Я покосилась на подругу и поняла, что в ее светлой головушке тоже идет мыслительный процесс. Она щурилась, двигала бровями и складывала губы трубочкой.

– Прошу простить меня за то, что напомнил о печальном событии, - похоже, Головин решил, что мы очень расстроены.