Шрифт:
– Могусь! Только скажите, чего делать надобно!
– Дома скажем, возвращаться пора, - я поднялась. – Нам еще себя в порядок приводить.
– Евхозя и Евсютка, по щам получили чутка! – хихикнул Ванька и помчался вперед, ловко увернувшись от Таниной руки. – Цыганочку танцевали, им бока-то пообмяли!
– Ну, зараза!
Глава 33
Добравшись до усадьбы, мы спрятались в тех же кустах жимолости, а Ванька помчался разведать обстановку. Вернулся он довольно быстро и сообщил, что Аглая Игнатьевна еще хлопочет на кухне. Конечно, рано или поздно наши синяки все равно станут достоянием общественности, но в купе с мужской одеждой уж точно вызовут массу вопросов, на которые мы ответить не сможем.
Ванька бежал впереди, чтобы предупредить в случае появления кого-то из дворни на нашем пути. Мы же мелкими перебежками двигались от одного сарая к другому. Миновав черный двор, наша троица добралась до главного входа и я с облегчением выдохнула, когда оказалась внутри дома.
– Далеко не уходи! – предупредила Таня мальчишку. – Ты нам еще понадобишься!
– Хорошо! – Ванька потер нос и скривился от боли. – Коли что, я на конюшне!
Мы поднялись к себе, умылись водой, оставшейся в кувшине, переоделись в платья и только после этого решились рассмотреть ту «красоту», которую нам наставили цыганята.
Место ушиба под моим правым глазом припухло и лишь начинало синеть, но уже было видно, что синяк станет просто шикарным. Таня с грустью смотрела на свое отражение и тяжело вздыхала. Ее синяк расположился с левой стороны, растекаясь до самого виска.
– Что будем говорить нянюшке?
– Не знаю… Может… - я не успела договорить. В дверь постучали, и в комнату вошла Аглая Игнатьевна.
Старушка взглянула на нас и замерла с разведенными в сторону руками. Так она стояла секунд пять, а потом с придыханием протянула:
– Матерь Божья… А что… что это такое? Ох, Господи… Святые угодники…
– А это… - я провела взглядом по комнате и, глубоко вдохнув, сказала: - Мы с Софьей наводили порядок в комнате… Решили переставить столик к окну… оступились и… упали…
– Приложились обе, - серьезным голосом добавила Таня. – Вот как тащили его, так с двух сторон и припечатались.
Не знаю, кто мог поверить в такое откровенное вранье, но у старушки оно вроде бы не вызвало подозрений.
– Что же за наказание нам… Что за беда… Ох, как быть-то теперь? В такое время умудрились себя испортить! – запричитала Аглая Игнатьевна, а мы переглянулись, чего это она?
– Ничего страшного, заживет скоро, не переживай, - я улыбнулась ей. – Подумаешь…
– Да когда же вы здесь порядки наводили, ежели я заходила, не было вас? – она медленно опустилась на стул. – Приказчик от Потоцких приезжал, сказал, что к вечеру барыня явятся, чтобы о землях поговорить, которые им батюшка в пользование дал.
Ты посмотри, какая неугомонная! И именно сейчас, когда мы в таком непрезентабельном виде!
Я проигнорировала первый вопрос нянюшки и спросила:
– А что это она предупреждает о своем прибытии? Раньше являлась без объявления, и ничего.
– Так дело важное, или же отлагательства не терпит, - нянюшка чуть ли не со слезами смотрела на наши лица. – Вот и предупредила, чтобы ожидали ее… Да как же вы барыню встречать станете с такими-то украшениями?
– Другого-то выхода у нас нет. Если только не принимать ее, - предложила Таня, но Аглая Игнатьевна испуганно замахала руками.
– Нельзя, вы что! Это ведь земли касается! Мы от нее выгоду имеем! Может, пудрами замазать, а? У матушки вашей, завсегда пудры рисовые имелись.
– Придумаем что-нибудь, - пообещала я, сомневаясь, что с этим вообще можно было что-то сделать, тем более при помощи «рисовых пудр». Мы станем похожи на покойников. – Что там с обедом?
– Скоро накроет Глашка… - нянюшка поднялась, не переставая охать и качать головой. – Все напасти к нашему берегу… Как будто кто черным глазом посмотрел! Лихо на лихе и лихом погоняет!
Она ушла, а Таня задумчиво произнесла:
– Пойдем-ка в кабинет. Нужно найти документы об этой аренде.
Долго их искать не пришлось. Они лежали в верхнем ящике стола, и нам пришлось потратить достаточно времени, чтобы разобраться во всех нюансах этого дела. Арендатором значился сын Потоцкой Александр.
Оказалось, что земель-то было, не так мало, аж восемьдесят десятин пахотной земли, леса и пастбищ. Но самым интересным во всем этом, оказалась плата за аренду. Ею была доля от урожая. Вернее, должна была быть. Когда мы шли в табор, я обратила внимание, что поля засеяны рожью и пшеницей, а значит, нам причиталось зерно. Но по записям мы получали некую сумму. Нетрудно было догадаться, что и тут нас объегоривали, как могли. По документам значилось, что мы должны иметь половину всего, а на самом деле нам выплачивали мизерную сумму. Это было понятно по расходам усадьбы, записанным в расчетных книгах. А еще мы узнали, что аренда заканчивается через четыре месяца, но продлять ее с нами не имелось возможности по причине несовершеннолетия. Опекунство решило бы все эти проблемы одним махом. Для того Потоцкая и предлагала подписать бумаги на продажу земель. Нас можно убрать подальше. Дождаться, когда нам исполнится двадцать один год и подписи станут действительными, а потом на вполне законных основаниях все захапать. Нас естественно никто не собирался выдавать замуж. Признали бы недееспособными, а потом в расход.