Проведя ладонью по стеклу, я вдруг подумала, что сейчас моё положение в замке Этьена даже хуже, чем это было в феврале – тогда, сразу по приезду, я ещё не понимала, настолько законы оборотней отличаются от людских законов.

Законы, право… права. У меня не было из этого ничего. Даже последнее средство – то самое, которое использовала моя мама, когда поняла, что не сумеет справиться с жестокостью отца — даже оно мне больше было недоступно из-за доченьки, чьё сердце билось внутри меня.

Моя рука замерла на стекле.

Мой отец не был чудовищем.

В это страшно было поверить, но где-то я даже стала его понимать.

Не так, чтобы принять всё, что происходило между ним и мамой, но… вот Марк только что сказал, что истинная пара для них всё равно, что наркотик, от которого нельзя отказаться — а папа много лет сдерживал своего зверя.

Как он там сказал: «Я просто хотел, чтобы она любила меня также сильно, как я любил её. Ласковое слово и собаке приятно, а я и был всё это время беспризорным, обозленным псом».

К несчастью, Этьен совершенно ни капельки не напоминал беспризорного пса.

Но что я знала о собаках? Почти ничего – ровно столько же, столько же и о мужчинах.

Однако если мой отец не был чудовищем, то, может и Этьен не монстр?

Поднявшееся внутри меня моё звериное сумасшествие поспешило напомнить, что «никакие мужчины нам не нужны, нам нужен лишь этот гадкий жестокой оборотень, который вместо того, чтобы носить нас на руках, смеет нам что-то приказывать».

Нет, ну правда же? Ещё и эти служанки пугают новой хозяйкой комнат.

Разозлившись, я вдруг (не особо понимая, что творю), выскочила из столовой и понеслась через запутанные коридоры замка в другое крыло – прямо в кабинет, где сейчас находился Этьен с двумя мужчинами.

Когда я заглянула внутрь, оба мужчины изумлённо уставились на меня, а Этьен… тот вообще поднялся со своего роскошного стула и даже сделал несколько шагов в мою сторону.

— Не смей мне указывать, — рыкнула я и выскочила из комнаты, резко захлопнув за собой дверь.

Так, что хрустальный светильник, висящий на стенке неподалеку, опасно задребезжал.

Но мне в этот момент было наплевать и на светильник, и на угрозы Этьена…

Я плыла по замку, словно королева, пока не увидела своё отражение в одном из старинных зеркал.

На меня смотрело чудовище.

Практически обернувшись, я этого никак не почувствовала — а ведь сейчас я выглядела куда большим зверем, чем даже тогда в Испании: лицо, уши, руки, хвост…

«Не борись со мной, Тая», — услышала я как будто откуда-то изнутри. Я вздрогнула и снова подошла к зеркалу.

«Оборотни не ужасные создания, не дурная кровь, как считала твоя мать», — проникновенно произносило оно, моё сумасшествие. – «Ты сама видела, что твой отец никакой не монстр, а просто несчастный мужчина. Он много лет боролся со своей натурой, но ты не должна. Ты находишься среди своих, и тебе нечего бояться».

Моя волчица – наконец-то я призналась самой себе, что это была именно она – задорно зарычала, будто предвкушая что-то необыкновенно приятное:

«Этот кобель будет есть у тебя с рук, только помани его сладкой морковкой. Давай поманим его вместе».

Я моргнула, пытаясь как-то прийти в норму.

—«Ты – волчица», — рассмеялось моё внутреннее сумасшествие, снова повторив: — «Самая настоящая волчица».

Я резко дернулась от зеркала…и тут же меня практически повело от великолепного запаха Валуа. Ни один парфюмер, ни один высококвалифицированный химик-технолог никогда не смог бы повторить подобный аромат.

— Таис? – спросил Валуа, широко улыбаясь.

Не знаю, как насчёт морковки и всего остального, но складывалось впечатление, что он уже был счастлив.

—Радость моя, как ты себя чувствуешь?

Его рука скользнула мне на талию, чтобы ласково обхватить и прижать меня к желанному мужскому телу, да и я сама вдруг поняла, что не выживу без вкуса его губ. Наплевав на всякий стыд и условности, я поднялась на цыпочки и сама впилась в рот Валуа. Правда, долго доминировать мне не дали, и уже через несколько минут Этьен перехватил инициативу, чем ещё больше привел меня в восторг.