Приглушенный голос достигает моего слуха, но не делает паузы достаточно долго, чтобы я смогла впитать звук.

— Мэдоу? Мэдоу! — Мэтти драматизирует каждый слог, пытаясь привлечь мое внимание.

— Что? Извини.

Она прочищает горло, прежде чем ответить.

— Я сказала, а где на этой неделе Душеззила (прим.: использовано сочетание слов «душитель» и «Годзилла»)?

— Он в Пенсаколе на семинаре.

Километры между нами приносят мне покой, но я не могу побороть беспокойство, которое грохочет у меня внутри от того, что нахожусь на людях.

— Конечно, он там. — Она закатывает глаза. — Ковыряется пальцами ног в песке со своим стояком.

Она права. Я знаю, что она права. Но это не мешает ее словам причинить боль.

— Какая разница, Мэтти? Его здесь нет. Позволь мне притвориться, что у меня есть нормальная счастливая жизнь, пусть даже на несколько часов.

— Притвориться? Что за хрень? Ты со своей лучшей подругой в этом проклятом мире. Как ты можешь не быть счастливой, когда находишься рядом со мной? — дразнит она.

Я делаю глубокий вдох и впервые за сегодня смотрю ей в глаза.

— Не знаю. Может быть, потому что моя жизнь — отстой, и я ее ненавижу.

— Счастье — это выбор, певчая птичка.

Мой взгляд снова расфокусируется и опускается на белый стол под моим чаем. Я вытираю пальцем испарину со стекла.

— Хотелось бы, чтобы жизнь была такой же простой, как выбор. Иногда счастье нам не подвластно.

Мэтти снисходительно смотрит на меня.

— Мы многое не можем контролировать в жизни, но мы уверены, что можем контролировать свое счастье. Оставить эмоционального террориста. Почему ты остаешься? Я не понимаю.

— И никогда не будешь.

Взгляд в ее глазах слишком суров и заставляет меня снова обратить внимание на парня в другом конце зала. Он смотрит в мою сторону, но мне все равно. Он все равно смотрит сквозь меня.

— Видишь, я хочу его жизни, — киваю в его сторону.

Мэтти резко поворачивается, совсем не незаметно.

— Что? Парень в тату? Ты совсем спятила? Из всех людей на зеленой Божьей земле, зачем тебе его жизнь?

— Он знает, кто он такой и принимает себя таким, какой есть. Ему не нужно извиняться за свой выбор или сожалеть о своих решениях.

Она снова закатывает глаза, и я борюсь с желанием дать ей пощечину.

— Да неужели? Совершенно уверена, что когда он будет старым и седым, то может пожалеть о том, что относился к своему телу как к стене метро.

Я чувствую, как его темные глаза впиваются в мою кожу. Он знает, что мы говорим о нем, благодаря Мэтти.

— Я не согласна. Не думаю, что он когда-нибудь пожалеет о чернилах. Он живой холст, демонстрирующий свою страсть. Думаю, это прекрасно.

— Неважно. Творческие люди странные. Ты смотришь на все как на произведение искусства. Должно быть, мечтатели видят мир иначе, чем мы, реалисты. Не для меня — вот и все, что я хочу сказать.

Она встряхивает головой, словно это набросок и хочет очистить изображение.

— Итак, когда же сперма Сатаны вернется домой? Мы можем улизнуть и выпить сегодня вечером? Мы уже больше года никуда не ходили.

— Я хочу, но не могу. Он должен сегодня быть дома. У него пятичасовой рейс из Пенсаколы.

Я хмурюсь и смотрю на кусочек грязи под ногтем большого пальца.

— Ну, конечно, должен.

Она закатывает глаза — так предсказуемо, но продолжает:

— Знаешь, я тоже одинока. Хотела, чтобы у тебя был старший брат. Тогда я могла бы быть лучшей распутной подругой, которая начинает встречаться с твоим старшим братом за твоей спиной.

Я смеюсь.

— Извини, я не могу представить. Я бы просто возненавидела тебя за это, тогда ни у кого из нас не было бы друзей.

— Но оно того стоило, — хихикает она.

Мы доедаем наши салаты, и я чувствую, как хорошо выйти из «тюремного блока А» хотя бы на час. Я чувствую, что за мной наблюдают, и когда поднимаю взгляд, татуированный парень быстро отводит глаза. В нем есть что-то такое, словно маяк света, направленный в мою сторону. Я не могу объяснить это чувство, потому что никогда не испытывала его раньше. Если бы мне пришлось объяснить это ощущение, то оно похоже на надежду. Может быть, жизнь, в которую я заточена, не должна быть такой. Может быть, когда-нибудь я освобожусь от монстра. Но этот день будет не сегодня… не завтра… и даже не послезавтра.

— Мне, наверное, пора возвращаться. Нужно приготовить ужин до его прихода домой сегодня вечером.

— Почему? Хоть раз мы можем пойти куда-нибудь и нормально провести время без того, чтобы ты беспокоилась о том, что часы тикают? Клянусь, ты живешь как его собственность. Он контролирует каждый аспект твоей жизни, каждый чертов шаг. Каждое чертово решение. Ради Бога, Мэдоу. Ты должна уехать от него. Чем дольше ты остаешься, тем больше он высасывает из тебя жизнь. Он чертов вампир.

Следующий глоток воздуха дается ей с трудом, ее руки опускаются на стол, заставляя меня посмотреть на нее.