Шрифт:
— Садись, мы всех задерживаем, — Вебер осторожно, как вазу хрустальную, затянул меня в тепло.
В роскошном салоне негромко звучала музыка. Опять какое-то старье. Рой Орбисон задорно пел про красивую женщину. Е-е-е! Классика жанра. Водитель поднял черное стекло, и песни не стало. Жалко.
— Как ты меня нашел? — спросила я последнее, что интересовало меня сегодня.
— Я подписан на тебя в инстаграм, — улыбнулся Андрей Вебер-старший.
ГЛАВА 49. Регтайм
Трое чернявых пацанов в соседней ладе что-то орали мне сквозь грохот динамиков через открытое окно. Я смеялась. Дураки! Руками машут, типа давай к нам. Ага! Как же. Спешу и падаю. Светофор дал зеленый свет. Я прижала педаль газа и легко ушла вперед. Крошка Чивли небрежно растаяла в полосах Окружной дороги. Я неслась на дачу к Бергам. Мишка стал доступен для связи, но трубку отчего-то брать не желал. Ладно. Поедем, поглядим.
Настроение и утро радовали солнечным теплом середины осени. Редкий сегодня выдался денек. Надо бы Юльке отзвониться. Я так и не добралась до нее минувшей ночью.
— Ты меня нарочно спаиваешь! — с притворным возмущением я плеснула горячей водой в улыбающееся лицо папы Вебера.
Он сидел на краю большой ванны в мягких домашних брюках и тонком пуловере. Жемчужно-серый цвет, безусловно, шел к его, такой модной сейчас, седине. Делал кожу лица моложе и добрей.
— Да, — не стал отказываться Андрей-старший. Протягивал мне широкий стакан с янтарного цвета хайлендом.
Кубики льда звенели о хрусталь. Красиво и вкусно. Я смаковала виски и ухмылялась. Смотрела в светлые глаза напротив и ждала. Ну? Что дальше?
— Можно к тебе? — спросил генерал и смутился. Отвернулся и рассмеялся сам над собой.
— Рискни! — разрешила я.
Все так же ухмыляясь. Пялилась откровенно на него. Какой он сегодня удивительный. Словно в первый раз видимся. Стесняется, как пацан пятнадцатилетний. Как он раздеваться станет? Мужчина повернулся ко мне спиной и стал неторопливо-скованно снимать одежду. Класс! Я поняла, что завожусь, глядя на такого необычного, нового для меня Вебера. Вот умница фээсбэшная! Неужели их даже такому учат в конторе? Андрей не поворачивался. Член в ладошку прячет, что ли? Я начала хохотать в голос. Поскользнулась в гладком корыте и ушла под воду с головой. Вынырнула, отплевываясь горьковато-сладкой душистой водой. В упоительно-теплом воздухе ванной комнаты стоял тонкий неизвестный аромат.
— Иди ко мне или я утону! — веселилась я.
Он развернулся ко мне во всей красе. Сделал два шага и нырнул в огромное корыто. М-м-м. Власть и нежность. Все получалось сегодня в нашей с ним любви. Соскучилась я, что ли? Когда успела?
— Что это у тебя?
Почему я не замечала раньше этих двух круглых, размером с пятак, шрамов на его левом плече? Ниже, видимо, всегда смотрела. Вебер вытирался белым пушистым полотенцем. Не стеснялся больше.
— Где? — притворно изобразил он удивление.
Я подошла и провела пальцем по неровно сросшейся коже. Заглянула в спокойное, улыбающееся лицо.
— Это пули? — мне стало страшновато. До его сердца оставалось чуть. Моя ладонь, не больше.
— Это Афган, — легко признался генерал.
Я замерла. Как там, этот придурок, его старший сын? А младший? В какую задницу мира загнала их мать-Империя? Тоже генералами стать хотят. Шурик — обязательно. Нафиг! Это их дела.
Папа Вебер закутал меня в сухое полотенце. Водил ладонями по моей спине с видимым удовольствием.
— Пойдем, съедим, что-нибудь, — он легонько хлопнул меня по попе, направляя в кухню.
Вот уже открыт холодильник, а в нем разное-съедобное. Ура!
— Андрей, — позвала я.
Он обернулся. Жарил яичницу на стерильной своей кухне. Жрать хотелось зверски. И не только мне.
— Я слушаю.
Как хорошо он сегодня улыбается. Открыто, честно, без всегдашних своих непоняток и хитростей. Во всяком случае, мне так хотелось думать.
— Обещай мне одну вещь, — я умильно склонила голову к левому плечу и состроила кукольное личико.
Вебер выключил плиту, взял большой желтый помидор, стал аккуратно нарезать его на ломти и раскладывать по плоской белой тарелке. Потрещал сверху сначала солонкой, потом перечницей. Поднял, наконец, на меня взгляд и кивнул. Потянулся к ярко-красному болгарскому перцу. Снова те же манипуляции. Словно мои слова не интересуют его ничуть. Или он уже знает, о чем я. Сладкая, пурпурная крымская луковица, влажно-зеленый базилик и оливковое масло ждали своей очереди в салат. И бальзамико итальяно. Тонкий, как бумага, армянский лаваш. Вебер нарвал его на куски своими красивыми, без колец, пальцами. Я сглотнула голодную слюну. Следила за его умелыми руками заворожено. Забыла, с чего начала.