Сания открыла глаза. Перед лицом был грязный снег, колеса телеги, обитые железом и мельтешащие туда-сюда большие разношенные сапоги. Но она даже вдоха сделать не успела, как её резко подняли на ноги, больно выворачивая руки в суставах. В глазах мгновенно потемнело и несколько шагов она шла полностью дезориентированная. Постепенно зрение прояснялось.

Снег.

Её босые ноги, обмазанные в чем-то красно-коричневом.

Подняла взгляд на здание впереди и проглотила вздох.

Тюрьма для смертников.

Потом недоуменно вернула взгляд к ногам, когда почувствовала, как между ними потекло что-то тёплое.

Красная струйка крови смешалась с уже засохшей и вот она уже не слышит мир вокруг. Только свое дыхание, выталкиваемое из спазмированной груди. Только свое сердцебиение, гулко бившее в ушах, словно отмерявшее оставшееся ей время. Только пустоту внутри.

Нет…

Только не это…

Нет-нет-нет…

Её вели уже по каменным проходам внутри здания, толкали, называли ужасными словами, но Сани не замечала всего этого, не отрывала глаз от своих окровавленных ног.

Боги…

Подняла голову, только когда противно заскрипела железная дверь и её втолкнули внутрь. Не удержалась и рухнула всем телом, больно ударившись плечом. Тут же хлынули слезы.

Это конец…

Её мир рухнул.

— Эй, кто там?

— Совсем молодая девчонка…

— У нее кровь по ногам была…

— Изверги.

— Эй! Девочка? Ты как?

Заключённые шептались между собой, припав к решеткам дверей.

— Да ей руки даже не развязали…

— Эй, Дума, ну-ка.

— Да пошёл ты, раскомандовался, бл. ть.

— Ну-ка быстро, — от угрозы в голосе пробрало даже Санию.

— Не шевелись, — буркнул недовольный голос и верёвки на руках зашевелились, будто живые, — все, — глухо выдохнул голос, когда верёвки упали на пол и Сани подтянула руки, обнимая себя.

— Эй! Ты там как?

— Придурок, ясно, что х. ево она, — зашипел голос, — как тебя зовут?

— Сани, — прохрипела девушка настолько громко, насколько могла.

— Сани… Красивое имя. За что тебя, красавица?

— Сани?!

Этот голос не шептал, не скрывался и не боялся. Этот голос разрезал воздух, знакомыми интонациями проникая в душу и даруя необъяснимое чувство защиты. Девушка вцепилась в прутья.

— Трит? — неуверенно прошептала в тишину.

Или…отец? Как она должна их называть теперь?

Надин с Трит много раз звонили Акселю, чтобы поговорить с ней, но Сани каждый раз резко отказывала. Сейчас внутри зияла пустота и места обиде там не находилось.

— Да, это я, родная. Подожди.

Через мгновение ее коснулось тепло, похожее на дуновение летнего ветра, которое постепенно окутывало все тело. Стало легче дышать, прошла боль в горле и прояснилось в голове.

— Лучше?

— Лучше, — подтвердила девушка.

— Сани? — тихий голос Надин встрепыхнул все переживания того поворотного дня, так тщательно уложенные на дне души.

Потом несколько минут тишины резко разбились о громоподобные удары железной миски об прутья двери.

— Э-эй! Служивый!!! — тонким голосом орала Надин, продолжая мучить уши заключённых.

Сани, жмурясь от звука, не понимала, в чем дело и чего они хотят. Входная дверь скрипнула и вошёл злой рослый вояка.

— Чего ты, с. ка, разоралась?

Он достал из-за пояса тонкий прутик, который тут же затрещал и засветился белым. Подошёл к камере Надин, которая все продолжала шуметь миской и орать.

— Ну я тебя… — угрожающе начал охранник, встряхивая прутиком.

Сани вжалась лицом между решётками и лихорадочно соображала, что делать. Но тут вояку за шею схватила загорелая мужская рука и впечатала в дверь. Из темноты камеры полился тусклый фиолетовый цвет и раздался мерный голос женщины:

— Ты сейчас открываешь камеру новенькой и аккуратно помогаешь ей прийти сюда. Всем говоришь, что так положено, что где-то лежит приказ императора, но ты, как всегда, его потерял. Действуй.

Мурашки вразнобой разбежались по телу, приподнимая волоски. Менталист! Надин была менталистом!

Служивый послушно развернулся и шагнул в сторону камеры Сании. Взгляд стеклянный и словно неживой. Жуть. Её дверь открыли и помогли подняться, проводили до камеры Надин и Трита и мягко передали в руки родителей.