Шрифт:
Посмотрела на свою ладонь и чуть не вскрикнула. Белые частички, уподобившись змейке, ползли на запястье! Причём уже почти наполовину обвили его тончайшим, едва заметным узором. Они будто создавали новый браслет! Не такой объёмный, практически невесомый, больше похожий на татуировку или рисунок хной, но всё равно браслет.
И вот интересно, когда рисунок сомкнётся, этот браслет будет обладать теми же свойствами, что и чёрный? В смысле, он перенесёт меня к мастеру? Или тоже примется выжигать кожу? Почему-то казалось, что эта золотистая вязь не причинит мне никакого вреда. Она скорее защитит, поможет, убережёт. Сама не знаю, откуда появилась такая безоговорочная вера в эту пыльцу, но меня будто согревала изнутри мысль, что я не одна.
Глупо, наверное, ждать чего-то хорошего от частички браслета, который едва не лишил меня руки, однако, больше мне верить было не во что. И я верила вот этому узору, упорно обнимающему запястье. Смотрела, не отрываясь, как золотистые пылинки медленно, будто с трудом, но неотвратимо ползут по коже и мысленно подбадривала их: «Ну же, давайте, мои хорошие, ползите быстрее, пока этот урод не вернулся!»
Не знаю, сколько я так просидела, едва ли не молясь на собственное запястье, наверное, не меньше часа. Между концами узорной вязи осталось не больше сантиметра, когда где-то вдалеке послышался грохот.
Этот звук в абсолютной тишине, нарушаемой лишь моим едва слышным дыханием, произвёл эффект разорвавшейся хлопушки. Я вскрикнула и вскочила, роняя стул. И вскрикнула повторно, когда грохот повторился. На этот раз сопровождаясь вибрацией пола и мелодичным позвякиванием склянок на столах.
Что это?! Кто-то пытается пробиться ко мне? Или может землетрясение? Опасаясь того, что начнут рушиться стены, я прошла в середину помещения. И это было моей главной ошибкой…
Когда загрохотало в третий раз, затряслось всё вокруг. Послышался звон бьющихся стекляшек, а та самая колба, в которой перед уходом Никалаус что-то смешивал, накренилась и мелко задребезжала в держателе. Сама не знаю зачем, я метнулась к ней, чтобы удержать, но часть жидкости выплеснулась прямо на меня. И это было последним, что я почувствовала. Потом наступила полная темнота.
***
Я будто плыла в белом ничто, вокруг было тихо и пусто. А меня укачивали белые волны, не холодные, не тёплые, не сухие, не мокрые, никакие. И тишина, абсолютная.
Вспышка! Тело пронзает болью. Я слышу стон и понимаю, что он принадлежит мне.
– Ну же, девочка. Давай, очнись! Мне нужна твоя помощь, - доносится, будто сквозь вату.
Что? Кому-то нужна моя помощь? Даже не смешно! Чем я могу помочь?!
– Давай же, малышка, - потрясли меня за плечи, вырвав ещё один тихий стон боли. – Я не знаю, что делать и не справлюсь без тебя!
Я медленно, через силу, превозмогая скручивающие тело судороги, приоткрыла глаза и вздрогнула. Надо мной нависал он, Никалаус Эссирот.
– Пришла в себя, уже хорошо. А теперь давай быстро, что он… я с тобой сделал? Как это исправить? – зачастил Никалаус.
Хотя нет, это был не безумный учёный в белом халате. Надо мной нависал Никла, в потрёпанной одежде, с взлохмаченными волосами и искренним беспокойством во взгляде. С трудом переведя взгляд в сторону, осмотрелась. Мы находились на лестнице в его старом домишке. На той самой лестнице, которая ведёт в никуда, обрываясь крышей, точнее вела в никуда, до тех пор, пока кто-то не сломал потолок. А теперь в разломе было видно помещение белой лаборатории. И как такое возможно, если дом одноэтажный?
– Так что он сделал? – вновь спросил Никла. – Я во всём этом совсем ничего не понимаю, но если ты подскажешь, постараюсь помочь.
– Я… - засипела, откашлялась и повторила уже чуть громче: - Я тоже в этом не разбираюсь. На меня что-то пролилось…
– И что же мне с тобой делать?! – вскочил он. – Я не уверен, что кто-то кроме него поможет. Придётся вернуть тебя ему.
Плечи мужчины поникли, взгляд стал каким-то потерянным и болезненным. И, несмотря на то, что именно меня сейчас скручивало болью, мне так его жаль стало. Он же хороший, добрый и отзывчивый. Ну почему так произошло, что в одном теле уживаются две совершенно разные личности, причём верх берёт худшая из них?!
– Прости, девочка. Я пытался, - совсем сник Никла. – Не знаю, что он задумал, но точно ничего хорошего. Мне жаль. И я чувствую, что он скоро вернётся, уже вон и руки дрожат.
Я протянула руку, пытаясь встать, но сил не было. Никла сам присел возле меня, схватил за холодную ладошку и сжал её.
– Свяжитесь в Расселом Стоуном, расскажите про меня, - прошептала, с мольбой глядя ему в глаза.
Лицо Никлы скривилось от произнесённого мной имени, он сжал челюсти, на лице появилось упрямое выражение. Не свяжется…
– Профессор Кэр Дэнтли, из академии… - вновь с надеждой произнесла я, чувствуя, как голова кружится всё сильнее.
– Кэр Дэнтли, - повторил Никла, будто запоминая.
– Спасибо, - выдохнула и провалилась в белое ничто.
Следующее пробуждение принесло столько же боли, как и предыдущее. Но я уже лежала на кровати, а надо мной склонялось всё то же лицо, только сосредоточенное, уверенное, и в белом халате.
– И как это понимать, моя дорогая? Это ещё что за нелепица? Я же велел отдыхать, а ты… - обвинительно произнёс он, качая головой. – Теперь придётся начинать всё заново. Из-за тебя я потеряю целых три дня! В наказание за плохое поведение не буду погружать тебя в сон на время восстановления. Полежи, прочувствуй всё и подумай над своим поведением.