Ответ Алевтины Грёжес спокоен.

— Я давно лишилась сил. Единственное, что осталось — молодое лицо, напоминающее о худшем периоде жизни. Вы приняли Зов, мисс… Вольх? — резко меняет она тему. Это начинает утомлять. Неуютно веду плечами, чем вызываю у Алевтины Грёжес натянутую улыбку. — До сих пор отрицаете то, что вас объединяет? Неразумно. Если я скажу, что в скором времени вас настигнет смерть? В плену и полном одиночестве? Подумаете принять связующие цепи или продолжите упрямиться, подавляя память подселённой души и лишая себя возможности выжить там, откуда живыми не возвращаются?

Когда это я память души подавляла? И эта отсылка к погибели…

— О чём вы? — окутывает холодок страха.

— О завершённости жизни? Предопределённости? Судьбе? — приближается Алевтина Грёжес, и ветер летит следом, обдавая холодным порывом, тяжело качнувшим мои серьги. Смешанный запах цветов, обычно приятный, приносит привкус горечи. — Я не хочу потерять сына и знаю, кто способен отвести беду. Матери тяжело наблюдать, как родное дитя поглощает тьма, отвращающая от всего хорошего, но именно вы, появившись некогда из ниоткуда, изменили то, что начало извращать его подлинную натуру. Поэтому загляните в своё сердце, мисс… Вольх. Поймите сердце человека, выбранного Зовом. Помогите ему пресечь поползновения Ваниуса фон Триса, ищущего небывалого могущества. Оставшись разобщёнными хоть частью своего существа — вы оба падёте. Подумайте об этом.

Пытаясь разобраться в хаосе свалившихся откровений, выуживаю суть.

— Вы считаете, у нас нет шанса на победу, пока мы не являемся полноценной парой?

И именно из-за этого я могу умереть?

— Без подлинного доверия поражение неминуемо.

— Слова провидицы?

— Её, — согласный кивок, подтверждающий догадку, что экономка дома Грёжес и правда переплела множество судеб, чтобы сформировать один путь к уничтожению барона.

И всё же…

— Почему вы именно меня ставите в известность?

— Отторжение.

— Простите?

— Приходила вам мысль пойти навстречу избранному Зовом? Вижу, не приходила. Тогда как Лер давно принял призыв, хотя и держался от вас на расстоянии. В этом ваше различие. Вы, мисс, слабое звено, — сказано неприятно покоробившим тоном.

Разговор исчерпывает себя, так как к нам приближается Маг в сопровождении императора. На лице первого угрюмость, а второй, в противовес ему, радушен.

— Нехорошо, Алевтина, красть даму, обещавшую танец, — пеняет Француа Ано и, не дожидаясь ответа, галантно предлагает мне руку.

Слегка дезориентированная резким переходом от давящего разговора к недавно данному обещанию, я бросаю быстрый взгляд на того, кого мы только что обсуждали. Маг явно недоволен, но не собирается препятствовать монаршим притязаниям. Про себя вздохнув, выдавливаю светскую улыбку. Опускаю ладонь поверх чужой и с очередным кавалером направляюсь навстречу новым мучениям. Болит каждая мышца от увесистого платья, а необходимо демонстрировать удовольствие от наверняка быстрого танца.

Проходя мимо Мага, я вдруг ощущаю мимолётное скольжение его сильных пальцев по спине. Появляется небывалая лёгкость во всём теле. Удивлённо обернувшись, успеваю уловить мягкость в его взгляде, хотя ещё недавно он отказывался магическим способом избавить от тяжести платья, а потом монарх утягивает меня в ярко освещённую бальную залу, где почти сразу нас подхватывает весёлая музыка.

Увы, насладиться танцем не получается. Проклятые туфли! Упади я, танцуя с Магом — досадная неприятность, а растянись подле Его Императорского Величества — оскорбление его дражайшей персоны. Но что делать, если треклятый пол под стать ледовому катку?! Этот бал — издевательство над выдержкой! Мои нервы на пределе. Улыбаться всё труднее с каждым новым «па». И последняя капля, чуть не порушившая самообладание, это Француа Ано, который под конец танца как бы между прочим бросает:

— Вы собираетесь вести вольный образ жизни, мисс… Вольх? — запинка, которую раньше позволяла себе Алевтина Грёжес. — Конечно, я понимаю — Зов накладывает на жрицу определённые обязательства, но при сильном желании многие запреты можно обойти. Что скажете?

Под финальное музыкальное сопровождение я приседаю в реверансе. Выпрямившись, светски улыбаюсь.

— Я не признаю адюльтеров, Ваше Императорское Величество. Если человек, связанный законными узами, решает себя унизить, можно выбрать менее радикальный способ, нежели втаптывать в грязь собственную гордость.

— Занимательно… — ироничный прищур. — Слово в слово.

— Простите?

Монарх фривольно обрисовывает контур моей груди большим пальцем, задевая ожерелье.

— Я о ней, — смотрит чуть насмешливо.

Проклятье! Вольные же у него нравы!

— О ком? — притворно недоумеваю, пусть догадываюсь, о чьём высказывании идёт речь. Я просто озвучила пришедшую мысль, которая, как понимаю сейчас, принадлежала не мне. И ещё один посыл пришёл изнутри — откуда монарх знает о словах, явно звучавших несколько столетий назад?

Сохраняя благоразумие под дланью монаршей на моей груди, отступаю на шаг, сдерживая импульсивное желание совершить менее приличествующий поступок.

Император убирает руку, видимо, добившись желаемой реакции. Слышу добродушную похвалу: