Это отрешение… откуда оно?

— Госпожа? — зову тревожно. Никакой реакции. Она застыла, как неживая.

Плотная вьющаяся дымка, поднимавшаяся за нами по насыпи, достигает верха. На поверхности проступают неясные очертания чего-то огромного. Наблюдаю, как ползущие по склизкому полу вихри тумана рвутся на лоскуты, превращаются в массивные лапы с мгновенно выдвинувшимися когтями. Слышу скрежет по камню. Гулкое эхо холодит кровь. Существо обретает плоть. Уже видна грудина, покрытая крупной чешуёй, короткая шея и шарообразная голова, большую часть которой занимают длинные резцы-полумесяцы. Одутловатое тело источает слизь, а задние лапы существенно короче передних.

Пячусь, стараясь не поскользнуться. Упаду сейчас — конец!

— Госпожа… — трогаю её за плечо и бегло смотрю в лицо.

Застывшая бледная маска. Ни эмоций, ни жизни. Пустота. Оберегающий камень в раскрытой ладони, тускнея, выбрасывает тонкие желтоватые нити и начинает, защищая, окутывать ими хозяйку. Резко отстраняюсь, и в этот момент полностью выступившая из тумана тварь совершает стремительный рывок. Инстинктивно уклоняясь, я неудачно поскальзываюсь и лечу ей навстречу. Ощущаю удар о мощную грудь — меня отбрасывает к стене, а затем ударом когтистой лапы — прямо к обрыву. Третий раз за день — свободный полёт и жёсткое приземление. Но впервые — жуткий грохот катящихся сверху камней. Удар за ударом. Жуткая боль, которая забывается, когда очередной тяжёлый валун врезается в голову, и поглощает кромешная чернота.

***

— Ах, ты, дрянь! — тащит Ваниус фон Трис за волосы Алевтину Грёжес.

Женщина до сих пор в обличие Ариш, только теперь он знает правду. Для распознания пассивной магии есть два пути: прорваться сквозь иллюзию или поставить рядом с двойником оригинал — хороший маг увидит отличия.

Он их увидел. И озверел. А ярость барона всегда ищет выход, возможность унизить, втоптать в грязь. Однако сейчас он собирается совместить приятное с полезным. Выпустит пар и взбесит пленённого зверя!

Протащив сопротивляющуюся Алевтину по коридору мимо камер нижней темницы, барон волочёт её дальше. По ступеням вверх, сквозь сумеречный коридор с воинскими доспехами, через ритуальный зал…

— Готовь алтарь! — приказывает скрывающемуся в тени Некроманту.

И двигается дальше, в освещённую темницу Замка. Она предназначена для особых пленников. В ней не ломают волю, не истязают душу, а, скорее, взращивают ненависть, науськивают «гончих». Остановившись около одной из камер, Ваниус фон Трис снимает печать и открывает дверь. Втянув женщину за волосы внутрь, швыряет к ногам прикованного к стене узника.

Алевтина Грёжес поднимает взгляд. Сердце её замирает.

— Лер… Лер! — рвётся она вперёд, обхватывая сына за ноги. Слышится звон цепей. Но пленник молчит. — Что ты с ним сделал?! — кончиками пальцев она чуть касается бледного лица своего дитя.

Её сын без сознания. Кожа холодная, а губы синеватые. Материнское сердце сжимается. Как так могло получиться? Почему Ариш? Почему Лер? Они не должны были оказаться здесь!

Барон жутко склабится.

— Было занятно узнать, что Нэрьярд Висталь затаился в твоём ублюдке, — зловеще шипит хозяин положения. — Они вместе решили вернуться. Однако на этот раз Ари Шамэя окажется в нужной постели. Пусть она в другом теле, оно меня вполне устраивает, — смачно причмокивает мерзавец. — Дело за малым: сломать твоё отродье и натравить на неё.

Алевтина Грёжес закрывает сына собой.

— Не смей! — страх и ненависть плещутся в её глазах.

Барон делает пару шагов вперёд, замахивается и хлёстким ударом впечатывает женщину в стену. Упав на колени, она силится подняться. Он ей помогает — хватает за горло и тянет вверх.

— Убить я тебя не могу из-за твоего камушка, но подводить к смерти несчётное количество раз — тоже удовольствие. Помнишь её? Рабскую сладость подчинения, униженность положения, умоляющее «ещё»? — Задыхаясь, Алевтина пытается отодрать его руку от горла. Безрезультатно. — Тебе ли со мной тягаться? — со злобой в глазах спрашивает барон. — Была подстилкой, ею и останешься!

Он кидает женщину к ногам сына и рывком засиявших магией рук раздирает сверху донизу её грязное платье и нижнее бельё, оголяя со спины. Дёргает лиф к талии. Потная ладонь сминает округлую грудь, больно сдавливает соски.

— Лицо и тело жрицы. Ты знаешь, как меня завести, — его свободная рука стягивает собственные штаны. Барон наваливается сверху, вдавливая её в пол. — Позволим сыночку увидеть, сколь низменна его мать.

Он берёт свою жертву силой, игнорируя крики и сопротивление. Слюняво целует, отстраняется. Пыхтит, вламываясь. Шепчет пошлости. Держит крепко, прибив руки к полу и не позволяя дотянуться ногтями до своего лица. Неожиданно насильник замирает. И, подавшись ближе, шепчет снимающее блокировку заклинание в женское ухо.

Глаза Алевтины Грёжес расширяются, и её сопротивление сходит на нет.

Освещённая камера наполняется женскими стонами, откровенными просьбами, ответными движениями. В какой-то момент барон оказывается на спине, а оседлавшая его наложница нанизывается на восставшую пульсирующую плоть сильнее, полнее, запрокидывает голову, сминая собственные груди и подставляя их похотливым губам. Она страстно желает. Ей мало. Мало...

Чуть посмеиваясь, барон направляет свою игрушку.

Алевтина послушно вынимает из кармана его штанов острое лезвие, сложенное пополам. Разворачивает. Вытягивает руку и начинает рисовать на своей бледной коже кровавый рисунок. От этого возбуждение её растёт. Боль усиливает наслаждение.